НОВОСТИ    ОБ АВТОРЕ    ТЕКСТЫ    ФОТО    ПРЕССА    ПАРАРЕАЛИЗМ

Главная / Пьесы / Интерьеры. Мерцание тишины (Семейные сцены в двух действиях)

Интерьер первый ("Роскошный"). Нечто шелковое, сверкающее, переливающееся всеми интонациями радуги. Интерьер, мебель которого - пух, звуки которого - шелест и поцелуй, запах которого - розовое масло, смерть которого - сон.

Интерьер второй ("Ремонт"). Нечто городское, неустроенное и временное, как сама жизнь, нечто желтоватое, и хрустящее, и рябое как испорченное детство. Газеты, газеты и смерть - падение со стремянки.

Интерьер третий ("Философский"). Нечто протяженное, вне времени. Мешковина с заплатами, бахрома и деревянные четки, запах древесного клея, скрип и бессмертие.

Интерьер четвертый ("Сад"). Нечто, с чего обычно все начинается. Истлевшие ребра прошлого. Безмерный гамак. Дощатый, условный сад. Структура зыбкая, если не сказать ветхая. Интерьер, мебель которого - петушиные жерди и перила, звуки которого - облетающая листва и велосипедный звонок, запах которого - мокрое дерево, смерть которого - далекий пожар.

Интерьер пятый ("Шутовской"). Нечто кричащее и наивное, игрушечное и ломкое. Интерьер, мебель которого - карусель, звуки которого хохот и визг, запах которого - лимон, смерть которого - чертово колесо.






Тенина: Тишина мерцает. (Пауза.) Она мерцает. (Пауза.) Мерцание тишины. Вот именно. Мерцание. (Пауза.) У тебя еще будет время услышать это. (Пауза.) Когда ты услышишь это мерцание, ты поймешь, что другого слова к этой тишине не подобрать. Именно "мерцающая тишина". И никакая другая. (Пауза.) Это не трудно услышать, когда заранее знаешь второе слово. (Пауза.) Просто "тишина" в данном случае не подходит. Именно мерцание. Именно мерцание именно тишины. Ты поймешь. Ты, Павлуша, мальчик смышленый. По всему видно, что ты - смышленый. (Пауза.) Сейчас не отвлекайся. Сейчас - малиновое варенье. У меня еще много малинового варенья. Осталось от покойницы бабушки. Твоей бабушки. Сейчас никто малиновое варенье не ест, а оно так полезно, так полезно! (Пауза.) У меня на малиновое варенье аллергия. Я бы, наверное, с удовольствием выкушала с тобой за компанию ложечку, другую. А, может быть, и на двух ложечках не остановилась. Но… Увы, аллергия. Хотя я и не промерзла как ты под дождем. Но, малиновое варенье полезно не только когда промерзнешь. Оно вообще полезно. И после горячей ванны полезно. (Пауза.) Наверное. (Пауза.) Что уж полезно, то всегда полезно. При всяких обстоятельствах. (Доверительно) Хоть выговорюсь с тобой. Мне так иногда хочется поговорить. (Пауза.) Прежде я и вовсе болтушкой была, а теперь вот, совсем другая. (Пауза.) Совсем не та, что прежде. (Пауза.) Все больше тишину слушаю. Целыми днями слушаю тишину. (Пауза.) Это тоже полезно. (Пауза.) Наверное. (Пауза.) Раньше не обращала на нее внимания. Даже не думала о том, что где-то, в каких-то Богу угодных местах она существует. А теперь вот жить без нее не могу. Сутками слушаю. И испытываю истинное наслаждение. (Пауза.) Наконец нашла свое высокое предназначение. (Пауза.) Знаешь, тишине тоже нужно, чтобы кто-нибудь ее выслушал. Она - живая. Ты поймешь это позже. (Пауза.) Никак не могла подобрать к ней слово, а теперь, кажется, подобрала. Мерцание. Мне думается, очень походит. Несколько литературно, но чего уж мы так боимся литературы, матери нашей. (Пауза.) Мерцание. (Пауза.) Мерцание тишины. (Пауза.) Ты потом мне скажешь, вот поешь варенье и скажешь, подходит или нет. (Пауза.) Поешь варенье, прислушаешься, обещай мне, прислушаешься и скажешь, подходит или нет. (Пауза.) Мне так кажется, очень подходит. (Пауза.) Более подходящего слова просто и нет. (Пауза.) Так мне кажется. Теперь мне так кажется. (Пауза.) Не знаю, может быть, позже и другое какое-нибудь слово придет на ум, но пока - "мерцание". (Пауза.) Самое удачное. (Спохватившись.) Но ты не отвлекайся. Сейчас самое главное для тебя - варенье. Малиновое варенье. Бабушка покойница готовила. Твоя бабушка готовила. (Пауза.) Какого черта она наготовила целую пропасть этого варенья, не знаю?! Что-то же думала себе, когда готовила? На полк! На целый полк! (Пауза.) На века!


Тенина: (Спохватившись) И слава Богу. Видишь вот, пригодилось. Вкусное варенье?


Тенина: Кушай, кушай. (Пауза.) Варенья много. (Пауза.) Бабушка приготовила. Царствие ей небесное. (Пауза.) Спасибо ей за все. (Пауза.) Не только за варенье, вообще, за все спасибо ей большое! (Пауза.) Не дожила. Порадовалась бы, глядя, как ее варенье полюбилось внучку. Мне кажется, ей так и не довелось увидеть, чтобы кто-нибудь этим вареньем интересовался. (Пауза.) Я не могу его потреблять, потому что у меня аллергия. Впрочем, я, как будто, уже говорила тебе об этом. (Пауза.) Повторяюсь. Терпеть не могу, когда повторяются. И сама не люблю повторяться. (Пауза.) Иные, бывает, застрянут на одном и том же и талдычат, и талдычат, точно механизм какой. Не переношу. (Пауза.) А сама вот повторилась. (Пауза.) Это - потому что взволнована. Так рада тебе! Так рада, что варенье бабушкино тебе нравится. Кушай, кушай на здоровье. (Пауза.) Это бабушкино варенье…

Павлуша: (Насытившись.) Вы - болеете, Ольга Витальевна?


Тенина: С чего ты взял, почему ты так решил, Павлуша, кто тебе сказал, тебе дядя сказал, не иначе дядя тебе сказал? Ты его разве уже видел? (Пауза.) Да нет. (Пауза.) А может быть кто-то другой? (Пауза.) Ты ответь, Павлуша, почему ты так решил? Почему пришел к такому заключению? Почему ты?..

Павлуша: Вы бледная, Ольга Витальевна.


Тенина: Бледная?

Павлуша: Да, бледная, Ольга Витальевна.


Тенина: Ну, что же, почему бы мне и не быть бледной, ты же знаешь, что есть румяные, краснощекие люди, они, обыкновенно краснеют когда волнуются, или после физической работы. И после горячей ванны краснеют. Такие люди обыкновенно…

Павлуша: Бледная, Ольга Витальевна. (Пауза.) Вы, наверное, редко на воздухе бываете.

Тенина: (Радуясь найденному объяснению.) Совсем не бываю. Павлуша, совсем не бываю. Я, Павлуша, сутками не выхожу из комнаты, слушаю тишину. Знаешь, здесь удивительная тишина. Павел Анисимович спускается редко.

Павлуша: Дядя Павел?


Тенина: Дядя? Да, дядя… дядя Павел. Павел Анисимович. "Дядя Павел" - чудно звучит. Запанибратски, прости, Павлуша. (Пауза.) Ну, да, ну, да, ты же его так долго не видел…

Павлуша: Я его никогда не видел.

Тенина: (Прикладывает палец к губам.) Тише. (Пауза.) Прислушайся. (Пауза.) Слышишь?


Тенина: Это он. Живет там. Работает. Он сильно изменился. Очень, очень изменился. (Пауза.) Я уже и не помню его прежним. Я, вообще, потихоньку начинаю его забывать, так редко он спускается ко мне. (Пауза.) Но уважение, уважение мое к нему, Павлуша, уважение мое к нему, что есть в моем понимании, Павлуша, любовь, Павлуша, достигло таких высот! (Пауза.) Таких высот! (Пауза.) Случается, что он спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет. Негромко, но кашлянет. (Сверху кашель.) Вот. Слышишь? А у меня уже и сердце - в пятки. "Незнакомый мужчина!" А уж потом вспомню, - да это же Павел Анисимович! (Пауза.) Рассмотрю, сколько новой седины у него! (Пауза.) Подумаю, - А курит он еще или бросил? Я его все уговаривала бросить! Прежде. В той жизни. Кашляет. (Пауза.) Бывает, спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет. Ах да, это я уже докладывала тебе. (Пауза.) Всего-то кашлянет, а я рада - радешенька, такой человек! (Пауза.) Спустился! (Пауза.) Кашлянул! (Мечтательно) Уважаемый человек, любимый человек, Павел Анисимович. (Пауза.) Он, мне кажется, и выше стал и солиднее. Люди обыкновенно в почтенном возрасте не растут, а Павел Анисимович растет. (Пауза.) Просто каланчей стал. (Пауза.) Снизу смотришь, голова у него где-то там, наверху, маленькая, лица не разобрать. (Пауза.) Такая вот каланча. (Пауза.) Может быть, потому я и пугаюсь, когда он бывало… (Пауза.) Он - все хлопочет. Занят очень. Собиранием денег. Он деньги собирает. Там, (указывает на лестницу) наверху. (Пауза.) Или уходит куда-нибудь. Тогда в других местах собирает. (Пауза.) А может быть в других только местах и собирает, а там (указывает на лестницу) складывает. (Пауза.) Какое мне дело до всего этого? Привяжется же какая-нибудь зряшная мысль и не отпускает. (Пауза.) Памятником стал. Истинно мраморной глыбой. Как это случилось? Зачем ему таким большим быть? Уважаем и любим он и без того. (Пауза.) Страшно. (Пауза.) Иногда делается страшно, Павлуша. (Пауза.) Вот почему "тишина", Павлуша, а не какой-нибудь лес с птицами и волками. (Пауза.) Начинал так, помаленьку, на жизнь, а потом полюбил их, деньги, я о деньгах Павлуша. (Пауза.) Это я уже, Павлуша о деньгах толкую. И они его, Павлуша, Павла Анисимовича полюбили, деньги. (Вздыхает.) У него - коллекция. (Пауза.) Так что я, главным образом одна, в одиночестве, я называю себя одинокой женой, Павлуша. Но я счастлива. Не обижаюсь. Хорошо. Хорошо! Очень хорошо! У меня совсем нет обязанностей по дому. Никаких обязанностей. Ни одной. Мне даже хочется иногда поухаживать за кем-нибудь. Кому-нибудь что-нибудь поднести. (Пауза.) У нас теперь прислуга. Да, мы очень богато живем. Очень - очень богато живем!


Павлуша: В таком случае может получиться, что я стесню вас?


Тенина: (Кажется, в первый раз обращает внимание на нелепый вид своего визави.) Павлуша, мы очень, очень богато живем.

Павлуша: Я услышал, Ольга Витальевна. Слух - это, наверное, единственное, что у меня не страдает. (Неприятно, как-то по старчески, немного заикаясь, смеется.) Остальное все страдает. (Пауза.) Болен, изволите видеть. (Пауза.) А слух - отменный. Отменный слух. Как у птиц. (Пауза.) Я же потому и сказал. (Пауза.) Я Павла Анисимовича уже давно слышу. Как только порог ваш переступил, так и услышал. (Пауза.) Только я и представить себе не мог, что это Павел Анисимович. (Пауза.) Мне подумалось, быть может, у вас там, наверху, животное какое-нибудь.

Тенина: Помилуй Бог, Павлуша, да какое же это может быть животное?

Павлуша: Ну, не знаю, крупное какое-нибудь. Медведь, скажем. А что, медведи очень полезны. Я медведей люблю. (Пауза.) Или экзотическое какое-нибудь. Теперь много экзотических животных для охраны приобретать стали. Их названия я плохо знаю. Мне ближе медведь. Медведя я у цыган видел. Медведица. Мадлен. Но близко сойтись мне с ней не дали. (Пауза.) И вообще, по части женского пола мне не очень везет. (Пауза.) А то, что там, наверху? С самого начала слышу, как оно ходит там, дышит…

Тенина: Павел Анисимович?

Павлуша: Да, Павел Анисимович. (Пауза.) Или другой кто.


Тенина: (С заговорщическим видом и сумасшедшинкой в глазах, полушепотом, произнося каждое слово раздельно.) Я… очень… рада… что… твой… слух… в порядке. (Сияет.) Мы… вместе… будем… ее… любить!


Павлуша: Кого?


Тенина: Тишину.


Павлуша: Вы покажете мне ее?


Тенина: Что покажу?

Павлуша: Тишину.

Тенина: Да, да, тишину. (Пауза.) Ты смышленый мальчик. Ты, Павлуша, очень смышленый мальчик. (Пауза.) Видишь ли, ее невозможно показать…

Павлуша: Но вы же говорите, что она мерцает.

Тенина: Да, мерцает, но это как бы…

Павлуша: Мерцает, значит ее можно увидеть. И вы мне ее покажете. (Пауза.) Я расстроил вас?

Тенина: Нет, нет, что ты, Павлуша.

Павлуша: Если вы против, вы скажите, не стесняйтесь, я пойму.

Тенина: Просто я не готова…

Павлуша: Скажите мне, я пойму…

Тенина: Просто очень долго нас было двое, тишина и я. Двое, понимаешь. Больше не было никого. То - наверху, не в счет. К тому, когда привыкаешь, - не слышишь. (Пауза.) Когда нас было двое, все получалось. А когда будет кто-то третий, я не знаю. Все может случиться. Может быть, все пропадет. Она спрячется или изменится как-то. Не знаю. (Пауза.) А если, не дай Бог, это случится, как же тогда я… (Пауза.) Хотя, ты, Павлуша, смышленый…

Павлуша: Так вы хотите, чтобы я остался у вас? (Пауза.) Подольше? (Пауза.) Хотите приблизить? (Пауза.) Хотите, чтобы я остался?


Тенина: Чтобы ты?..

Павлуша: Чтобы вы привыкли ко мне.


Тенина: А ты хочешь… стать… ближе… мне?

Павлуша: Вам и тишине.


Тенина: Но зачем?

Павлуша: Что бы я тоже смог увидеть…


Тенина: Да, но…

Павлуша: Боже мой, да вы же ничего не знаете, я же вам ничегошеньки и не рассказал, Ольга Витальевна, милая, милая Ольга Витальевна! Да если я увижу ее, я смогу ее сфотографировать! И у вас будет ее снимок!


Павлуша: Вы сможет не расставаться с ним никогда. (Пауза.) Вы сможете быть с ним всегда. Вы и когда спать ложитесь, можете брать его с собой. И до самой смерти и после…

Тенина: Да зачем же, когда вот она, тишина.

Павлуша: И после, и в той жизни…

Тенина: Да, зачем же, когда…

Павлуша: А цыгане?


Тенина: А что цыгане?

Павлуша: Что если к вам заявятся цыгане?

Тенина: А почему ко мне, вдруг явятся цыгане?

Павлуша: А почему бы и нет? Что же они ко всем являются, а вас обойдут стороной?


Тенина: Я не думала об этом. Но почему цыгане?

Павлуша: Раздастся стук в дверь, вы не будете знать, вы, разумеется, не будете знать, что это они, а это они, их будет не удержать, никому еще не удавалось их удержать, и все, тишины как не бывало. (Шепотом.) Если они уже не здесь. (Показывает на потолок.)

Тенина: Да что ты? о чем ты?..

Павлуша: Цыгане, медведи…

Тенина: Да о чем ты?

Павлуша: Хорошо, пусть не теперь, пусть позже…


Тенина: Признаться, я не думала об этом.

Павлуша: Конечно, вы не сталкивались с ними так часто как я сталкивался. У нас в богадельне во дворе целый табор стоял.

Тенина: Где?

Павлуша: В богадельне. Я ведь к вам прямиком из богадельни.

Тенина: Из богадельни? Что это?

Павлуша: Большой розовый дом с садом. Там племянники живут. Много. А во дворе как раз…

Тенина: Подожди, какие племянники?

Павлуша: Другие. Тоже пострадавшие от инфекций, разрухи… и просто пострадавшие… чрезвычайные положения, и прочее. Это неинтересно. Я же о цыганах хотел…

Тенина: Чьи племянники, Павлуша? Павла Анисимовича племянники?


Павлуша: Я не задумывался над этим вопросом. А надо было спросить?

Тенина: Нет, нет, это обыкновенное любопытство. (Пауза.) Это так, к слову.

Павлуша: А что? Очень может быть. Действительно, может быть, я жил с родней и не знал об этом?

Тенина: Нет, нет, у Павла Анисимовича единственный племянник, который погиб в раннем детстве, это - ты, и больше нет никого.

Павлуша: (Задумчиво.) Так много погибает людей. Инфекции. Разруха…

Тенина: Но ты хотел что-то о цыганах?

Павлуша: …просто кирпич на голову упал, как это не банально, и, кажется, смешно. Кажется. Уж сколько анекдотов об этом. Но, представьте себе, Ольга Витальевна, среди нас, а нас там не так уж много, по сравнению с населением города Москва, скажем, это чтобы проще было сравнивать, так вот, среди нас четыре, вдумайтесь, дорогая Ольга Витальевна, не два, не три, а сразу четыре племянника, которым на голову упали кирпичи. Спроста ли это? (Пауза.) А вы говорите, что у Павла Анисимовича в нашей богадельне больше и не может быть никого из родственников. (Переходит на шепот) Я не удивлюсь, если у него там и более близкие, чем я родственники имеются.

Тенина: (Машет на него руками.) Да что ты, Павлуша, Христос с тобой.


Павлуша: (Долго смотрит на потолок, прислушивается, затем обращается к Тениной.) А не можете вы сказать, не было ли у дяди Павла цыган среди родственников?

Тенина: Нет, это я знаю точно.

Павлуша: Никто ничего точно не знает. Это уже я знаю точно. (Пауза.) А цыгане?.. Что же, цыгане? Цыгане - это, доложу я вам… (Пауза.) Утром проснешься, выглянешь в окно, они тут как тут. Стоят. Костры жгут. (Пауза.) Стоят - это иносказательно, разумеется. На самом деле они лежат, сидят, но очень громко, очень громко. Жгут костры. Улыбаются. Смеются. Громко. И строят планы. Всевозможных посещений. Визитов всевозможных. Тишины, практически не бывает. (Пауза.) И у меня в голове практически не бывает тишины. Цыгане, медведи, женщины. (Пауза.) А так бы я смог настроиться. Посмотрел на фотографическую пластинку и настроился. (Пауза.) Я умею настраиваться. Почти что как фотоаппарат. (Пауза.) И так, хотя бы иногда, наступал бы покой. (Пауза.) А то ходят, кашляют. Смеются, строят планы...


Тенина: Строят планы? Это так опасно!

Павлуша: Сами посудите. Много людей, сразу. (Пауза.) Кстати, они могут быть и не цыганами. Кем угодно могут быть. Рано или поздно, при том, чем занят Павел Анисимович, они будут здесь. Они или другие. Придут. Приведут медведей. Или принесут шампанского, что одно и то же.


Тенина: Павел Анисимович не пьет.

Павлуша: Тогда - водки.

Тенина: Павел Анисимович не пьет.

Павлуша: Это временно. При том, чем занят Павел Анисимович, рано или поздно ему захочется напиться. Кстати, медведи очень любят водку.


Тенина: Нет.

Павлуша: Да.


Тенина: Нет.

Павлуша: Да.


Тенина: Нет.

Павлуша: Да.

Тенина: Нет. Ему не захочется напиться. Он утешается другим. (Пауза.) Он любит женщин. (Пауза.) Молоденьких. Павлуша внезапно принимается смеяться. Вот смех обрывается. Пауза.

Павлуша: Плохо.

Тенина: Что?

Павлуша: Много хуже прочего.

Тенина: Что, хуже того?

Павлуша: Много хуже. Уж лучше бы он пил водку и водил дружбу с цыганами.

Тенина: Почему?

Павлуша: Они иногда спят. (Пауза.) В тишине. (Пауза.) Другое дело, что я этого не слышу, но вы могли бы услышать. Мне показалось, что вы настроены на тишину.

Тенина: Но я рассчитывала…

Павлуша: Да что вы! У нас в богадельне жила одна молоденькая…

Тенина: Не нужно, не рассказывайте мне подробностей. Я и Павла Анисимвича всегда прошу не рассказывать мне подробностей. Он порывается, а я умоляю его не делать этого…

Павлуша: Ясно, что порывается. Про молоденьких женщин всегда интересно рассказывать. Они такие забавные. (Пауза.) Вот, к примеру, та, что жила у нас в богадельне… (Закатывается от смеха.)

Тенина: И тебя прошу, не нужно.

Павлуша: (Смеется, пытается что-то рассказать, но связной речи у него не выходит, сквозь смех пробиваются отдельные фразы) …как собачка… без ничего… то есть совсем…посреди двора…

Тенина: Я прошу, не нужно.


Павлуша: Я с вами согласен. (Пауза.) Это скорее грустно. (Пауза.) Тем более, что она в детстве тоже перенесла инфекцию. (Пауза.) А что, Павел Анисимович ни одну из них не приводил сюда?

Тенина: Нет.

Павлуша: Я не стану больше называть его дядей Павлом.

Тенина: Почему?

Павлуша: У той женщины тоже был дядя. (Пауза.) Он умер. (Пауза.) Они так и не смогли увидеться. (Пауза.) Она где-то раздобыла его телефон. Долго искала, нашла, наконец, позвонила ему. И он сразу же умер. Ей сказали, - Только что, как только раздался ваш звонок, он отчего-то напугался и упал замертво. Упал и умер. Сердце разорвалось на кусочки, как лампа дневного освещения. Вам когда-нибудь приходилось видеть, как разрываются лампы дневного освещения? На кусочки, как гранаты. (Пауза.) Хотя у них, наверное, совсем другое предназначение. (Пауза.) Она спросила, - Дядю Павла можно к телефону? И все. Ей сказали… "только что" (Плачет.)

Тенина: Успокойся, успокойся, Павлуша.

Павлуша: (Сквозь слезы.) Может быть, не позвони она…

Тенина: Успокойся, Павлуша, тебе, наверное нельзя расстраиваться.

Павлуша: (Сквозь слезы.) Ни в коем случае.

Тенина: Ну вот, видишь?

Павлуша: (Враз прекращая плакать, вытирая слезы.) Мы отвлеклись.

Тенина: Я испугалась за тебя.


Павлуша: (Смеется.) Нет, придумывать истории у меня определенно не получается.

Тенина: (С облегчением.) Так ты все придумал?

Павлуша: Да. Мне хотелось немного развлечь вас. Хоть как-то отблагодарить.

Тенина: Ты напугал меня.

Павлуша: Плохой выдумщик, не правда ли?

Тенина: Нет, вовсе не плохой. Я поверила.

Павлуша: Правда?

Тенина: Да.

Павлуша: Это приятно. (Пауза.) На самом деле его звали дядя Сережа.

Тенина: Кого?

Павлуша: Ее дядю.

Тенина: Чьего дядю?

Павлуша: Ну, той молодой женщины, что жила у нас в богадельне. (Пауза.) И теперь поверили?

Тенина: Да.

Павлуша: Вот, вы еще больше побледнели. Плохи дела.

Тенина: Вечереет. Такое освещение.

Павлуша: О, разговор об освещении? Я знаю в нем толк. Я знаю об освещении все. Или почти все. Так говорят, когда хотят подчеркнуть свою скромность, - все, или почти все. Когда я открою вам свой секрет, вы сразу же поймете, откуда мне все известно об освещении. (Пауза.) Никогда не получалось выдумывать. А с вами, вот - получилось. Спасибо. (Пауза.) Секрет чуть позже. (Пауза.) Спасибо. Так что, вы говорите, Ольга Витальевна, Павел Анисимович ни одну из молоденьких женщин не приводил сюда?

Тенина: Не хочет. Хотя я просила его об этом.

Павлуша: Что?! Вы просили его об этом?!

Тенина: Конечно. Я, хотя и занята другим делом, остаюсь его женой. Глубоко уважающей его женой. И мне не безразлично как он будет выглядеть на стороне. Ему уже не двадцать. У него есть свой дом. Приличный дом. Сам видишь. Свои комнаты. Он должен чувствовать себя хозяином.


Павлуша: А вы хотели увидеть ее?

Тенина: Можно и не видеть…

Павлуша: Хотели. Признайтесь, хотели…

Тенина: Я гоню эти мысли от себя.

Павлуша: Ага, значит, эти мысли все же посещали вас?

Тенина: Я гнала их…

Павлуша: Значит, вы хотели заманить ее в ловушку?

Тенина: Нет, я не хотела заманить ее в ловушку. Я хотела, чтобы она сама…

Павлуша: А последствия? О последствиях вы думали?

Тенина: А какие последствия?

Павлуша: Которые не замедлят…

Тенина: Что за последствия?

Павлуша: Не думаете же вы, что она, эта молоденькая женщина, одна на белом свете, как вы, да я…

Тенина: Я не одна.

Павлуша: Хорошо, пусть, как я…

Тенина: Да. Наверное. Вероятнее всего…

Павлуша: Вот вам и цыгане. И конец тишине. (Пауза.) Все! Тишине конец! Прекрасной мерцающей тишины как не бывало!


Тенина: Ты меня понимаешь? Ты сочувствуешь мне, Павлуша?

Павлуша: (Вновь принимается за малиновое варенье.) Конечно.


Тенина: (Растрогана до слез.) Но почему? Ведь Павел Анисимович твой родной дядя. А я, я - всего лишь, всего лишь его последняя жена.

Павлуша: Вы угостили меня малиновым вареньем. Я никогда не ел так много малинового варенья сразу. Сладкого малинового варенья в мягкой комнате.

Тенина: (Грустно.) И всего лишь?

Павлуша: Вы оценили мои способности выдумщика.

Тенина: И только?


Павлуша: (Серьезно.) Мы с вами, последняя жена, оба больны. Только вы одеты не должным образом. Больного человека может понять и поддержать только такой же больной, как и он сам. Больше никто, поверьте, кто бы что не говорил. Я это знаю наверное.

Тенина: Да, но я…

Павлуша: Была бы моя воля, простите меня, конечно, Ольга Витальевна, милая моему сердцу тетушка моя, более родная, чем нежели родная, забрал бы я вас в охапку и увел к нам, в богадельню. Когда был бы физически и морально крепче. И решительнее был бы когда.

Тенина: Да, но я…

Павлуша: Раздел бы вас, подвел к зеркалу и сказал, - вот вы, Ольга Витальевна. Вот это, теперь, вы. (Пауза.) И увидел бы улыбку вашу. Уж это - не сомневайтесь. И другие улыбки, пусть не такие значительные, как у ваших знакомцев, но искренние и сердечные. А сердечности то вам как раз здесь и не достает. Оттого и аллергия, и прочий страх.

Тенина: Да, но я…

Павлуша: Я знаю, что вы хотите мне сказать. Не нужно скрывать от меня болезнь. Мне будет казаться, что вы сомневаетесь во мне, а я пришел к вам с чистым сердцем.

Тенина: Да, но я, действительно…

Павлуша: Хорошо. Открываю секрет. (Пауза.) Представляю себе, как, хотя вы и не подаете вида, вам не терпится узнать. Я, действительно, фотограф. Я настоящий фотограф. (Выставляет на обозрение сумку с железками, единственной узнаваемой из которых является сложенная тренога.) Настоящий фотограф. Именно. В отличие от многих других. Милостью Божией, как говорят о таких людях. Сам не знаю, как у меня это выходит. (Пауза.) Самый лучший фотограф из тех, кто на сегодняшний день называет себя фотографом. (Пауза.) Удивлены? Не похож я на фотографа? (Смеется.) Просто мне не на что купить костюм фотографа с помочами, чернильным беретом и красным шарфом. Чернильный берет - главное. Как видите, я в курсе даже и таких деталей. Удивлены? Сам не знаю, кто дал мне все эти знания. Вернее, я догадываюсь, кто, но не упоминаю, как многие, этого имени всуе. Удивлены? Да. Мне удается делать снимки того, чего, как бы это лучше объяснить, чего вроде бы и нет на самом деле. Понимаете?

Тенина: Не очень.

Павлуша: Настоящие снимки. Не те, что в каждом ателье вам предоставят за час. Другие. Настоящие. Снимки, на которых изображена суть. Вот почему еще я заинтересовался вашей тишиной. (Переходит на шепот.) У тишины могут оказаться вполне реальные черты. Да, и если честно, я заинтересовался ею даже больше, чем малиновым вареньем. Хотя в богадельне нам малинового варенья не давали никогда. Понимаете?

Тенина: Не совсем.

Павлуша: Примеры? Вам хотелось бы примеров?

Тенина: Не знаю.

Павлуша: Вот вам пример. Все же мне никак не получается обойтись без той самой молоденькой женщины из нашей богадельни. Вы простите меня, Ольга Витальевна, я в последний раз упомяну о ней. Разумеется, меня подмывало сфотографировать ее. Еще бы. Молоденькая женщина. А надобно сказать, что, не взирая на обилие лекарств, обеспечивающих мою жизнедеятельность, волнение при виде женщин, все же посещает меня. Я так думаю, что это связано с некоторой задержкой развития, подтверждаемой документально, а стало быть, хронической юношеской сексуальностью. Отвлекся. Так вот. Молоденькая женщина. Не урод. Она исполняла всяческие вольности, вовсе не стесняясь нас, племянников. Бывало… не буду, не буду. Так или иначе, я решился сфотографировать ее. На этот раз она что-то надолго задержалась во дворе. Занята она была, кажется, разглядыванием окон. Мы все там, в богадельне, любим разглядывать окна. Это у нас любимейшее занятие. И она любила разглядывать наши окна, таким образом, обращена она была прямо ко мне, в свою очередь разглядывающему ее из окна. Мы по-дружески, демонстрировали друг другу языки. Как я уже заметил вам, продолжалось это достаточно долго, так что я, между тем, смог установить камеру, что тоже не десятиминутное дело и, не спеша сделать несколько снимков. При этом я размышлял о ней. Когда я делаю снимки, я размышляю. Иногда фантазия уводит меня далеко. Фотографирование сути - длительный процесс. Но не буду утомлять вас деталями. Резюме. На проявленных мною, особым, разумеется, составом пластинках оказалась, кто бы вы думали? (Пауза.) Девочка лет пяти с леденцом в виде петушка. Теперь таких леденцов не продают, а прежде, когда я был маленьким, продавали и много. Девочка, лет пяти, в платьице, тоже из прошлых времен с леденцом. (Пауза.) Теперь таких леденцов не делают. (Пауза.) Да и девочек таких теперь нет.


Тенина: А ты не показал ей снимки?

Павлуша: Нет. Этого нельзя.

Тенина: Почему?

Павлуша: Это могло ее расстроить.

Тенина: Что же здесь такого, что может расстроить?

Павлуша: Каждый человек видит себя по-своему. И не желает, чтобы кто-то увидел его другим. Где гарантия, что она не представляла себе, будто бы она, скажем, сиамская кошка? Кстати у нее - голубые глаза. И некоторые повадки… (Пауза.) Но это - детали. (Пауза.) Уж, во всяком случае, она представляла себе, что она - взрослая женщина. Пусть молоденькая, но все же - взрослая женщина. (Смеется.) Доктор (Смех.) Наш доктор получился на фотографии с мокрыми штанами. (Смех прерывается.) Простите, Ольга Витальевна. Это было лишним. Но из песни слов не выбросишь. (Пауза.) Вообще я редко снимаю людей.

Тенина: Почему? Ты их не любишь?

Павлуша: Не в этом дело. Люди, после того, как я делаю эти снимки, меняются. Постепенно, не сразу, они становятся другими.

Тенина: Лучше?

Павлуша: Не знаю, лучше или хуже. Да и как нам узнать, что нам лучше, а что хуже. Другими. Не сразу. Постепенно. Например, наш доктор бросил пить. Этому никто, и он, в том числе, не может дать сколько-нибудь вразумительного объяснения. Никаких причин тому не было. Все шло как всегда удачно и сходило с рук. И вдруг, этот счастливейший из смертных, как-то посерьезнел и бросил пить. Некоторое время злился, а затем успокоился и, теперь, увлекся астрономией. Я ему построил подзорную трубу из подручного материала. Теперь он рассматривает звезды и угадывает их имена. Так что съемки людей, как видите, накладывают на меня определенную ответственность. Но это не главное. Не так уж я, признаться, и боюсь ответственности. Тем более, что думаю я о людях, как правило, только хорошее. Во всем и всяком угадываю прелесть какую-нибудь, так что не это - главное. Просто-напросто, чаще всего, когда я снимаю людей, у меня получаются интерьеры. Да, да, интерьеры. Скажем, сидит себе человек в кресле, вот так же, как и мы с вами. А на снимке оказывается только кресло. Да еще и другого цвета. Другая обивка. А случается, что и вовсе без обивки. Грубая деревянная конструкция с клоками поролона, или какими то перьями. Неприятные снимки. Или вот еще, стены с обоями, которые были прежде новых, или вовсе газеты на стене, или какая-нибудь надпись, хорошо, если приличная. (Пауза.) Но, зато, если я снимаю интерьеры! (Закатывает в удовольствии глаза.) Ах, интерьеры, любовь моя и страсть моя! Какие расчудесные чудеса происходят! Выбрав по своему усмотрению интерьер, я населяю его такими людьми! Необыкновенными, чистыми. Случается, Ольга Витальевна, что и в эполетах. (Пауза.) Любите вы военных тех времен? Однажды в складском помещении мне удалось сфотографировать Михаила Васильевича Ломоносова. Только он был с бородой. Но я очень просто объяснил себе это. Попробуйте-ка угадать, дорогая Ольга Витальевна, где тут закавыка? (Пауза.) Не знаете? А задайтесь простым вопросом, да и ответьте на него, - Сколько уже времени он не имел возможности бриться?..


Тенина: Павлуша, милый! Сфотографируй Павла Анисимовича!


Павлуша: (Делая вид, что не расслышал слов Ольги Витальевны.) Когда я снимаю интерьер…

Тенина: Сфотографируй Павла Анисимовича!


Павлуша: Зачем вам это?

Тенина: Мне надобно! (Пауза.) Надобно и все! (Потупив взор.) Просто, мне хочется иметь его фотографию. И все.

Павлуша: И все?

Тенина: И все.

Павлуша: И мне не надобно делать его другим? (Пауза.) Что же вы молчите?


Тенина: Нет. Он и так хорош. Он - лучше всех.

Павлуша: А если у нас выйдет интерьер?


Тенина: А он после этого не пострадает?

Павлуша: Да как же он может пострадать, когда, как выяснится, его просто нет?


Тенина: А разве такое может быть?

Павлуша: Но это же фотография. Когда бы я был художником, и мог бы изображать все, что придет мне в голову, любые вольности, это был бы другой разговор. Но когда речь идет о фотографической пластинке, практически, документе, всякая самодеятельность, Ольга Витальевна, исключается. А потому, когда Павел Анисимович существует, как мы ощущаем его в звуках, производимых с верхнего этажа, если это, конечно, не медведь, и не экзотическое животное, он не замедлит проступить сквозь глянец бумаги. Но уж, коль скоро его нет, - не обессудьте.


Тенина: Да как же это может быть? Разве такое бывает? Я его знаю… мы с ним знакомы уже… Мы с ним прожили…

Павлуша: Ничего особенного. Михаила Васильевича Ломоносова вы тоже знаете с детских лет. Да что уж о Ломоносове говорить. Вы знаете, что я, племянник ваш, погиб в раннем детстве, а я - вот он, перед вами. С фотографическим аппаратом. Ем бабушкино малиновое варенье в ласковой комнате. А ведь я, как вы изволили выразиться, погиб в раннем детстве, что, кстати, не далеко от истины…

Тенина: Но то - счастливая случайность. То - находка

Павлуша: А кто сказал вам, что если Павла Анисимовича не окажется на самом деле, это не станет для вас счастливой случайностью? Находкой не станет?


Тенина: А вы можете такое сделать?

Павлуша: Нет. Это, разумеется, вне меня. И все, что происходит в процессе моего фотографирования, произошло бы все равно, и вне меня, только позже. Быть может значительно позже, уже после нашей жизни. Однако, получается что я, как бы это лучше обозначить, я как бы запускаю некий механизм. Механизм. Как мне кажется, связанный с двумя категориями, временем и… и справедливостью. Высшей справедливостью. (Пауза.) Вам, как последней жене, слышащей мерцание тишины, по-моему, это должно быть понятно.


Тенина: Вовсе нет. (Пауза.) Мне страшно.

Павлуша: Вот вы вновь побледнели. Забудем об этом. Забудем и все. (Пауза.) А что, и вправду, Ольга Витальевна, поедемте к нам в богадельню. Там хорошо. Там ласточки случаются. Вы любите ласточек?

Тенина: Да оставь ты эту странную идею! До того ли мне теперь, когда ты такое рассказал.

Павлуша: Вы и теперь верите мне?

Тенина: Да разве можно такому не поверить?

Павлуша: И вам не страшно?


Тенина: Мне страшно, но меня влечет к этому.

Павлуша: К чему?

Тенина: К фотографированию.


Павлуша: Но я должен вас предупредить, может оказаться, что он есть.


Павлуша: (Прислушивается.) И эти шаги…

Тенина: Нет.

Павлуша: Нет?

Тенина: Нет. Я ничего не слышу. Я не желаю ничего слышать. (Пауза.) Нет. Не знаю. Не хочу об этом.






Павлуша: (Копаясь в аппарате, радостно.) Не жаль будет интерьерчика? (Пауза.) Ласковый был интерьерчик. (Смеется, смех обрывается.) Вот, Ольга Витальевна, назад пути уже нет. Сперва Павел Анисимович, коль скоро обещал, но зато потом… потом - тишина. Вы мне обещали. Не передумали, Ольга Витальевна? Что-то вы бледненькая какая-то. Как будто встревожены. Не болеете?

Тенина: Нет, нет, ничего, Павлуша. (Пауза.) Мне нисколько не тревожно. (Пауза.) Ни капельки тревоги. (Пауза.) Никакого волнения не осталось. (Пауза.) Я уже смирилась. В конце концов, не я ли сама первая попросила тебя об этом? (Пауза.) Теперь я… теперь я… я наблюдаю.

Павлуша: (Копается в аппарате.) Ах, какое хорошее слово вы вспомнили, Ольга Витальевна! (Пауза.) Ах, какое хорошее слово, "наблюдаю"! (Пауза.) Редко кто теперь умеет употребить такое слово. (Пауза.) Такое слово теперь только в минувшей литературе встретить можно. (Пауза.) Да вот, доктор наш в богадельне, я вам про него рассказывал, иногда это слово использует. По роду новой своей деятельности. (Пауза.) А еще мне нравится слово "созерцание". Вам нравится слово "созерцание", Ольга Витальевна?

Тенина: (Думая о своем.) Хорошее слово.

Павлуша: (Копается в аппарате.) Редко кто теперь умеет употребить такое слово. (Пауза.) Такое слово теперь…

Тенина: Тоже хорошее слово.


Павлуша: (Копается в аппарате.) Мне, Ольга Витальевна, вот какая мысль сейчас на ум пришла, - созерцание возвышает человека над.

Тенина: Как?

Павлуша: Созерцание, Ольга Витальевна, возвышает человека, Ольга Витальевна, над.


Тенина: Человека над?

Павлуша: Именно. Человека над.


Тенина: Да хорошо ли это?

Павлуша: А вот этого я вам не могу сказать с уверенностью. Могу только что передать свои ощущения. А мои, Ольга Витальевна, ощущения таковы. По мне уже лучше оказаться человеком над, нежели, скажем, взобраться по этой вот лестнице, да и оставаться там часами, неизвестно чем занимаясь, и носа не казать… пусть хоть и племянник приехал.


Тенина: Это… это - противопоставление?

Павлуша: Безусловно.


Тенина: В таком случае… По твоему выходит… Что же по твоему выходит, что Павел Анисимович выступает теперь в качестве своего рода человека под?

Павлуша: Точно. Мы с вами, Ольга Витальевна, понимаем друг друга с полуслова. Я редко встречаю людей, с которыми мы находим понимание с полуслова. (Пауза.) Мне кажется, что и из вас мог бы получиться неплохой фотограф. (Пауза.) Хотя, хотя мне это и невыгодно. Вы тогда сами смогли бы запечатлеть тишину, а я вам, получается, оказался бы и не нужен.

Тенина: Ну зачем же ты так, Павлуша?

Павлуша: Шучу, шучу, Ольга Витальевна. (Пауза.) Вот, знаете ли, не смотря на скудное житье свое, люблю иногда, ненароком, пошутить. (Пауза.) Из шуток, подчас вырождаются совершенно неожиданные вещи. Вещи, совсем, казалось бы к шуткам этим дурацким не имеющие отношения. (Пауза.) Однажды вот так шутя, я раскрыл, Ольга Витальевна, преступление.


Тенина: Преступление?

Павлуша: Да, самое настоящее преступление. Однажды я, с тем, чтобы несколько оживить осеннюю обстановку, осенью у нас в богадельне, довольно скучно, полез на чердак, чтобы пожечь немного бумаги… ну, там, бумаги, пластмассы… такая старинная шутка… пожар… шутка - пожар, все кричат, в окна выбрасываются, оживление одним словом… А у вас, случаем, нет берета? Но, сразу же оговорюсь, берет должен быть чернильного цвета, непременно чернильного цвета.


Тенина: Нет. Так ты не закончил.

Павлуша: Не закончил?

Тенина: Ну да, ты начал рассказывать о том, что раскрыл преступление. (Пауза.) Ненароком.


Павлуша: А, это когда я на чердак лазил?

Тенина: Не знаю, наверное.


Павлуша: Да зачем вам все это, вы и так бледненькая? Что вам в моем рассказе показалось интересным?

Тенина: Да нет, ничего. (Пауза.) Просто ты начал, ну, думаю, может быть, закончишь…

Павлуша: Чердак?

Тенина: Что "чердак"?

Павлуша: Чердак вас заинтересовал? (Пауза.) Вас заинтересовало то, что действие происходило на чердаке?

Тенина: Да нет же, при чем здесь…


Павлуша: Так нет у вас чернильного берета?

Тенина: Нет.


Тенина: Не помню.

Павлуша: Вы даже не слышите вопроса. Вы думаете о чем-то много дальше чернильного берета… который мне так нужен.


Тенина: Нет.

Павлуша: Нет?

Тенина: Нет.

Павлуша: Что "нет"?

Тенина: Нет. Павел Анисимович не может, не может быть человеком под.


Павлуша: Ах, вот о чем вы думали? (Пауза.) Или, все же, о другом?

Тенина: Не может. Нет.


Павлуша: А, может быть, может быть все же под? Может быть, вы… как бы это лучше сказать, может быть, вы выдаете желаемое за действительное?

Тенина: Если бы так!


Павлуша: Но почему? Почему так?

Тенина: Но по-другому не получается!

Павлуша: Отчего же, отчего, Ольга Витальевна, отчего, позвольте вас спросить?


Тенина: Ну как же, на деле то…

Павлуша: Что "на деле то"? Что, что "на деле то"?

Тенина: На деле то…

Павлуша: Что?!

Тенина: Ну как же? Мы внизу, а он - наверху. (Пауза.) Ведь, фактически, Павлуша мы - внизу. (Пауза.) Чего нельзя сказать о Павле Анисимовиче. Когда бы Павел Анисимович был человеком под, он, а не мы должен был бы находиться внизу. Но это не так. Внизу мы. А он, Павел Анисимович, наверху. (Пауза.) Если бы он был внизу, мы бы с тобой видели его перед собой. Но мы его не видим. Мы только слышим его шаги и его дыхание. Над нами, но не под нами, что, согласись, Павлуша, далеко не одно и то же.


Павлуша: С точки зрения человека под.

Тенина: Но физика…

Павлуша: (С негодованием.) Физика?!

Тенина: Физика…

Павлуша: Физика?! Вы упомянули понятие "физика"?! Я не ослышался?! Вы, человек, способный слышать?..

Тенина: С перспективы нижнего этажа…

Павлуша: И это - перспектива?

Тенина: С точки зрения…

Павлуша: С точки зрения человека под! И больше ни с какой. Если вы способны так мыслить, что же, мне остается только развести руками! (Пауза.) С точки зрения человека под! (Пауза.) А с точки зрения человека над, все обстоит совсем по-другому. (Бросается к Тениной и сжимает ее в своих объятиях.) Дорогая, дорогая моя Ольга Витальевна. Вам нужно, вам просто необходимо взглянуть на вещи иначе. Ведь до чего вы дошли в своих умозаключениях?! Вы дошли до того, что нам, вместо созерцания, или же, как объект созерцания нужен сам Павел Анисимович? Но это же нелепость! Этак вы можете договориться до того, простите, простите меня великодушно, забудьте тотчас же мои слова, если они вас больно ранят, этак вы можете договориться до того, что Павел Анисимович для вас значим в не меньшей степени, чем созерцание?! (Пауза.) Что у вас Павел Анисимович и все остальное, имеющее первостепенное значение взаимосвязаны?! (Пауза.) Этак вы можете договориться до того, простите, простите, простите, что Павел Анисимович, а точнее его отсутствие и есть тишина?! (Пауза.) Самое "мерцающая тишина"?! (Пауза.) А вот я сниму и тишину, и Павла Анисимовича. И вы увидите. (Пауза.) Если мне удастся…


Тенина: (Плачет.) Боже мой! Я совсем запуталась! Я ничего не понимаю.


Павлуша: Это прекрасное, светлое чувство, когда человек ничего не понимает. Когда человек ничего не понимает и не стесняется признаться в этом, он прекрасен! А человек должен быть прекрасен. Как… как дивная музыка! Как… как произведение искусства! Как мы с вами, Ольга Витальевна!

Тенина: Да что ты, я уже давно не та…

Павлуша: Та, та, вы только не видите себя! Вы… вы лучше всех, кого я видел! Вы прекрасны! (Пауза.) И я прекрасен. И не стесняюсь в этом признаться. Я часто стою перед зеркалом и рассматриваю себя. Мне нравится всматриваться в себя. И я не вижу в этом ничего зазорного. (Пауза.) Как вы полагаете, Ольга Витальевна, есть ли что-нибудь предосудительное в том, что человек рассматривает себя в зеркале? Не с тем, простите, чтобы выдавить прыщ, а с тем, чтобы узнать себя поглубже. Чтобы в очередной раз удивиться себе, и не столько себе, сколько Создателю. (Пауза.) Я никогда не забываю его поблагодарить. Благодарю и удивляюсь. И вот в этот самый момент, в тот момент, когда знак вопроса обозначен в моих глазах, знак непонимания, я и ощущаю, - я прекрасен! (Пауза.) И не в том дело, что я как-то уж особенно сложен, или имею пышную шевелюру, или нос с горбинкой, а именно в том, что в глазах моих непонимание. Как у вас сейчас. И прекраснее вас теперь нет никого.


Тенина: Даже и не знаю как отнестись к твоим словам, Павлуша… Как расценивать твои слова? Мне показалось, Павлуша, прости, что ты сейчас объяснился…


Павлуша: А видели ли вы, Ольга Витальевна, не побоюсь этого слова, идиотов?

Тенина: Ты смеешься?

Павлуша: Ничуть не бывало. В вопросе моем нет и намека на смех. Так отвечайте же, только оговорюсь, речь идет не о тех идиотах, которых мы по привычке и незнанию называем идиотами тридцать семь раз на дню. (Про себя.) Вот число "тридцать семь", казалось бы, случайно выскочившее у меня число, а ведь и оно что-нибудь, да значит? (Пауза.) Как думаете, Ольга Витальевна? (Пауза.) Извиняюсь, отвлекся. Нет, не об иносказательных идиотах речь, а о настоящих, самых, что ни на есть клинических идиотах?! Встречали ли вы их, Ольга Витальевна? Не спешите с ответом.


Тенина: Нет. Думаю, что нет. Вероятнее всего, нет.

Павлуша: Они прекрасны! У них чистые, светлые глаза, крылья их носа вдохновенны, они, вам будет трудно поверить, но они источают аромат. Да. да, настоящий аромат, как будто жасмин или пионы. Ольга Витальевна, это - правда. Это - чистая правда. Я видел их. Я много раз видел их, поверьте мне.


Тенина: Вот ты говорил сейчас, Павлуша, так трепетно, так сердечно, а я вспомнила твоего дядю. (Пауза.) Напрасно, Павлуша, сердишься ты на Павла Анисимовича.


Павлуша: И вовсе я не сержусь на Павла Анисимовича.

Тенина: Нет, ты сердишься, а это плохое.


Павлуша: И вовсе я ни на кого не сержусь. Я лишен этого.

Тенина: А это плохое.


Павлуша: Потому и лишен…

Тенина: Ведь ты, Павлуша, наверное и не знаешь, какой он трудолюб.

Павлуша: Это он - то трудолюб? И это говорите вы, женщина, созерцающая мерцание тишины? (Пауза.) Это тишина трудится, Ольга Витальевна, и вы вместе с нею. (Пауза.) Это вы, с позволения сказать, трудолюбы!

Тенина: Ты сердишься. (Пауза.) А это плохое.

Павлуша: Нет, нет.

Тенина: Он трудолюб. Он великий трудолюб. В своей любви к труду он дошел неизвестно до чего. (Пауза.) Он высох. (Пауза.) Мне кажется, он болеет, только не говорит об этом. У него нет времени на разговоры. (Пауза.) Он совсем высох. (Пауза.) Он стал таким маленьким, Павлуша, ты даже и представить себе не можешь! (Появляются слезы на глазах.) Мне думается, что мы и на людях не стали бывать потому, что он стесняется находиться рядом со мной. Люди могут подумать, что он - мой ребенок. (Пауза.) Если наблюдать нас с ним издалека, складывается впечатление, что идет женщина, а с ней ребенок лет шести, не больше. (Пауза.) Лет шести, семи, не больше. (Пауза.) А знаешь, Павлуша, почему он никак не может закончить ремонт?..


Павлуша: (Испытывает неловкость.) Вовсе я не сержусь на него.

Тенина: Да разве мог он знать, что ты приедешь? Ведь ты, признаться, - как снег на голову.


Павлуша: (Очевидно испытывает неловкость, копается в аппарате) Я не сержусь. Я сейчас и не могу сердиться. Когда я готовлю себя к творчеству, чувства оставляют меня. Я немею и цепенею. (Пауза.) Вам знакомо это, Ольга Витальевна?

Тенина: А если ты будешь так относиться к нему во время фотографирования, ты и сам знаешь, что может получиться. (Пауза.) И что я с тем, что выйдет изо всего этого, буду потом делать? (Плачет) И вообще, имеешь ли ты представление о том, какие чувства испытывает женщина при виде маленького? (Плачет.) Не важно, маленького ребенка ли, Павла ли Анисимовича? Долгая пауза.

Павлуша: Я не сержусь на дядю Пашу… на Павла Анисимовича. (Пауза.) Прежде, признаться, сердился, а вот вспомнил идиотов и все прошло. (Пауза.) Я о нем теперь только хорошо думаю. (Пауза.) Почему, не знаю, но думаю как-то по-доброму. (Пауза.) Наверное, начинает устанавливаться контакт.

Тенина: Контакт? С кем контакт?

Павлуша: С ним, с ним, конечно, Ольга Витальевна. Вы затронули во мне что-то такое… Кажется я начинаю его чувствовать. (Пауза.) Его или его отсутствие. Пока не знаю. (Пауза.) Хотя, конечно, за вас, Ольга Витальевна, очень обидно! (Пауза.) За ваше одиночество. (Пауза.) И за тишину, вместо которой вы предпочли фотографирование пусть и живого, но человека.

Тенина: Нет, нет, одно другому не мешает.

Павлуша: Да я так, пошутил. У меня, признаться, и у самого нет ни одной фотографии родственника. Кроме племянников, разумеется. Уж их то я наснимал. Там и кролики и свиньи. (Смеется, смех обрывается.) И опять я шучу. Нет там никаких кроликов, конечно. (Пауза.) Только птицы. Что-то наподобие голубей, но не голуби. (Пауза.) Экзотические птицы. Кроме нашей богадельни они больше нигде не обитают.

Тенина: Ты же понимаешь, почему я хочу, чтобы ты снял Павла Анисимовича.

Павлуша: Нет. Я чувствую, а как это выражается в словах - не знаю.

Тенина: Я, Павлуша, жить с ним хочу. (Пауза.) С твоим дядей.

Павлуша: Жить с ним?

Тенина: Да.

Павлуша: Странное желание.

Тенина: Ну вот, ты сердишься. (Пауза.) Не нужно ничего фотографировать. Просто отдыхай. Отдыхай, ешь малиновое варенье…


Павлуша: Нет, нет, я не сержусь. (Пауза.) Да я сейчас и не могу сердиться. (Пауза.) Когда я готовлю себя к творчеству, чувства оставляют меня. Я немею и цепенею. (Пауза.) Вам знакомо это, Ольга Витальевна? (Пауза.) Не молчите, а не то я подумаю, что вы разлюбили меня.


Тенина: Да. Это напоминает мне состояние перед тишиной. Это созерцание…


Павлуша: Созерцание. Вот уж воистину благородное занятие. Без созерцания (делает ударение на "я") не вынешь и рыбку из пруда. (Смех, смех обрывается.) Это я не над тем, что вы мне сейчас наговорили про Павла Анисимовича, это я над "рыбкой в пруду", Ольга Витальевна. (Пауза.) Рыбкой над. (Смех, смех обрывается, пауза.) А не напоминают ли вам, Ольга Витальевна, наши деяния нечто подобное рыбной ловле?


Тенина: Я не понимаю…

Павлуша: Вы прекрасны! (Вновь принимается копаться в аппарате.) Ну как же? Мы с вами как будто рыбаки. Только прорубь не внизу, как обыкновенно бывает, а наверху. (Смех, смех обрывается.) Судя по звукам, рыба крупная. (Смех, смех обрывается.) А если исходить из вашего последнего монолога, последнего монолога последней жены, напротив - мелкая. Стоит ли трудов?


Тенина: Как грубо. Опять ты за свое, Павлуша? А знаешь ли ты, что Павел Анисимович - девственник?


Тенина: Это, конечно, должно остаться между нами, но тебе как единственному близкому родственнику, я скажу. Он девственник. (Пауза.) И дело не в том, что он робеет перед женщинами. Нет, дело вовсе не в этом. Мало того, он большой поклонник их красоты и замечательный кавалер. Но…Он, Павлуша, боготворит их. (Пауза.) И меня, Павлуша, боготворит. (Пауза.) По этой причине у нас нет детей. (Пауза.) И знаешь ли ты еще примеры такого отношения к женщинам? (Пауза.) Известны ли тебе подобные примеры среди взрослых людей, Павлуша?


Павлуша: (Бормочет про себя.) Это, наверное, наследственное…

Тенина: Что?

Павлуша: (Про себя.) Наверное, передается по наследству?

Тенина: Что?

Павлуша: (Про себя.) Потрясающее совпадение.

Тенина: Да что ты бормочешь?

Павлуша: (Громко.) Потрясающее совпадение, Ольга Витальевна! Я - тоже девственник!


Тенина: (Несколько ошарашено бормочет, как будто первые попавшиеся фразы наугад, будто пытается сформулировать мысль.) Пусть и наследственное, почему бы и не быть наследственному, когда уж случилось, что родственники, а родственники обыкновенно похожи друг на друга, даже если им того и не хотелось бы, но еще, есть ли примеры еще?.. (Наконец, мысль схвачена.) И ты - девственник?!


Павлуша: Да. Но это тоже между нами.


Павлуша: Так вот, возвращаясь к нашему делу. Судя по звукам, производимым сверху, там, наверху, некто крупный. Крупный некто. (Пауза.) Вы слышите меня, Ольга Витальевна? (Пауза.) А если исходить из последнего вашего монолога, Павел Анисимович таких звуков производить не может, в силу своей миниатюрности. (Пауза.) Вы слышите? (Пауза.) Несоответствие, Ольга Витальевна! (Пауза.) Да очнитесь же вы! Несоответствие! Опасность!

Тенина: Опасность?! Где опасность?!

Павлуша: Посудите сами, Ольга Витальевна! Коль скоро имеет место такое несоответствие, возникает вопрос, - Кто тот человек под, или, если вам так угодно, человек над, что наверху? Ведь, согласитесь, Ольга Витальевна, измельчавший Павел Анисимович не может издавать таких звуков? (Пауза.) Что вы на это скажете? (Пауза.) О чем следует думать мне, фотографу? (Пауза.) К чему готовиться? (Пауза.) Какой фокус-покус ждет моих птичек?

Тенина: Каких птичек? (Пауза.) Племянников? (Пауза.) Но при чем здесь племянники?

Павлуша: Да нет же, других, тех, которые обыкновенно вылетают из объектива? Как, я вам еще не докладывал об этих своих птичках?! Это вы меня своей тишиной взволновали. Птички, вот - истинная моя гордость и слава! У иных фотографов птички вылетают по одной и мелкие, невзрачные, прямо скажу, птички. У меня же вылетают целыми стаями. Жирные, как голуби у церкви. Но не голуби. (Пауза.) Кстати, я никогда не задумывался над тем, что эти и те птички, которых вы вспомнили, за что я вам бесконечно признателен, очень и очень похожи между собой. (Пауза.) Как странно. (Пауза.) Извиняюсь, отвлекся. Много мыслей сразу. Простите. Своими фотографическими птичками я, Ольга Витальевна, дорожу. Очень дорожу! В большей, Ольга Витальевна, степени, нежели даже собой, Ольга Витальевна! Я их кормлю. Холю и лелею. И дорожу каждой, не всеми сразу, как знаете, бывает, дорожат всеми сразу, всей богадельней, а каждой дорожу, по отдельности. У каждой есть имя и свой каприз. И свой испуг у каждой. Так что, прежде чем заняться съемкой, в не меньшей степени, чем аппарат, или интерьер, я на съемку настраиваю птичек. Чтобы испуга, как вы правильно понимаете, не было. (Пауза.) Так что фокусов-покусов никаких нам не надо. (Пауза.) А Павел Анисимович, насколько я успел его узнать, с ваших слов, узнать и полюбить, не так как вас, но все же, в силу обозначенной вами теперь миниатюрности, не может издавать подобных звуков.


Тенина: (Неуверенно.) Да, если не брать во внимание его значительность… (Увереннее.) Да, если не брать во внимание его значительность, которую никуда не денешь… (Уверенно) Да, если не брать во внимание его значительность, которую никуда не денешь даже и со смертию его!.. (Убежденно) Конечно, если не брать во внимание его значительность, которая присутствовала всегда, присутствует, и будет присутствовать, что бы с ним не происходило физически! (Пауза.) Шаги - это в известной степени положение. Разве не так? (Пауза.) Лежащий человек, Павлуша, шагов производить не станет. Разве не так, Павлуша?


Павлуша: Контакт! Есть контакт!

Тенина: Что это, Павлуша? Я смертельно напугана!

Павлуша: Контакт! Есть контакт! Зачатие! Зачатие, Ольга Витальевна! (Пауза.) Жизнь человеческая, Ольга Витальевна! Только что вам было явлено ничто иное, как сама человеческая жизнь, с момента зачатия, до самой смерти! Дым - это смерть! (Пауза.) Есть первый пробный снимок! (Пауза.) Не стану объяснять, это долго, а у нас с вами дело теперь пойдет быстро, скажу одно, - есть контакт. И есть первый пробный снимок.


Тенина: А можно ли его посмотреть?

Павлуша: Нет. Ни в коем случае. Это пробный снимок. Для служебного пользования. (Подходит к аппарату, прикладывает ухо, прислушивается.) Что, устали, бедные мои, бедные? (Раздается нечто, напоминающее воркование.) Устали. Тяжелая работа. (Пауза.) У меня тоже голова что-то заболела, несмотря на малиновое варенье. (Обращаясь к Тениной.) У нас теперь с вами все получится, Ольга Витальевна! Непременно получится! Это столь редкое везение, чтобы такой вот контакт! (Пауза.) Это - потому что вы хорошая, Ольга Витальевна!.. А Павел Анисимович?! Вот каков выходит Павел Анисимович?! Совсем не то! Совсем не это! Девственный Павел Анисимович! Мы с вами не ошиблись! Вы не ошиблись, Ольга Витальевна! Его надобно снимать, непременно, и в не меньшей степени, чем саму тишину! Дорогой, девственный Павел Анисимович!..


Тенина: Девственный Павел Анисимович? (Пауза.) Девственный, ты сказал? Да ты смеешься, что ли, надо мной?


Павлуша: (В растерянности) Да как же… вы же только что… наследственность и прочее?

Тенина: А попадали тебе в руки, Павлуша, когда-нибудь, открытки непристойного содержания?


Павлуша: Не знаю что и ответить вам, Ольга Витальевна. На мой вкус, так все открытки непристойны по своему содержанию.

Тенина: Нет-нет, не уходи в слова, я имею в виду те самые, те открытки, с мужчинами и женщинами, которые…

Павлуша: Не нужно об этом.

Тенина: …которые.

Павлуша: Я не хотел бы об этом!

Тенина: Ты уже взрослый.

Павлуша: Но я же открылся вам! И не поленюсь повториться. В этой сфере я унаследовал от своих родственников… Я удивлен тому обстоятельству, что вообще каким-то невообразимым способом произведен на свет…

Тенина: Довольно молоть чепуху, Павлуша…

Павлуша: … и та неловкость с которой…

Тенина: Не играй со мной!

Павлуша: … да если бы мне и показали…

Тенина: Павел!

Павлуша: Да, я рассматривал их! (Закрывает лицо руками.) Да. да, да! Я рассматривал их! (Открывает лицо) Но я ничего не понял.


Тенина: Да как же ты можешь?! Как можешь ты, в таком случае, подумывать о том, чтобы сделать снимок Павла Анисимовича, когда…

Павлуша: Я все понял! Вы хотите сказать, что это неизбежно?! Для вас! Для меня! Для нас с вами неизбежно?! (Пауза.) Но этого не может быть! (Пауза.) Это может быть, но не с нами! (Пауза.) Это может когда-нибудь случиться и с нами, да, мы можем оказаться там, но как вернуться оттуда? (Пауза.) Ведь эти мужчины и женщины, эти женщины и мужчины, они там навсегда! Навсегда! И Павел Анисимович…

Тенина: Он… он, Павлуша…он - это те открытки.


Тенина: (Кричит.) Нет, нет, не затыкай уши! Ты должен знать все! Ты - моя надежда, а потому ты должен знать все!


Тенина: Знаешь, что он сказал мне однажды? Знаешь, что он сказал мне однажды, затащив в свою комнату?! Знаешь, что он сказал, затащив в свою комнату, где зеркала, зеркала, и еще зеркала и он, и еще темно, не совсем темно, но темнее чем обычно?! И он. И я. И мы в этих зеркалах смотрим в разные стороны, как будто каждого из нас много и каждый из нас нехорош собой, потому что каждый из нас стыдится, потому что каждый из нас знает, что произойдет через несколько минут, всего лишь, через несколько минут?! Знаешь, что он сказал мне?!

Павлуша: Нет!

Тенина: Да!

Павлуша: Нет!

Тенина: Да! Да! (Пауза.) Он сказал мне, - "А вот теперь фантазируй! (Пауза.) А вот теперь фантазируй, и все твои фантазии станут реальностью!" (Пауза.) Понимаешь ты, Павлуша, что это значит для меня?! (Пауза.) Все! (Пауза.) Любая фантазия! (Пауза.) "Любая фантазия из тех, что приходит тебе в голову, когда ты одна, когда ты и не хочешь, чтобы они приходили тебе в голову! Особенно когда ты не хочешь, чтобы они приходили к тебе в голову!" (Пауза.) Сказал так! "И выйти из этой комнаты нельзя", - сказал. (Пауза.) "И ты не выйдешь из этой комнаты",- сказал он, - "Пока все - все не исполнится." Сказал. (Пауза.) "И пока двери не откроются сами. (Пауза.) Вспомни все!, - сказал, - И всех, кто был там, в твоих фантазиях! И ты встретишься с ними! Сейчас! (Пауза.) Безотлагательно! (Пауза.) Ты не готова к этому, тем лучше!" (Пауза.) Он сказал это так, что я услышала его. (Переходит на шепот) И все, все, Павлуша, случилось так, как он сказал!

Павлуша: Нет!

Тенина: И фантазии явились! Это было так громко, так громко, никогда я не слышала таких громких звуков! Я думала, что у меня ушами хлынет кровь! Кровь должна была хлынуть, но ее все не было.

Павлуша: Нет!

Тенина: Я видела все. Мне хотелось закрыть глаза, но чьи-то руки, чьи-то влажные холодные пальцы держали мои веки, и веки дрожали, и это была боль, ни в какое сравнение не идущая с той болью, что я испытывала во всем теле!

Павлуша: Нет!

Тенина: И дыхание. Горячее дыхание. Как будто ко мне подносили газовые горелки. Я так думаю, что это и были газовые горелки. И по телу моему путешествовали голубоватые язычки пламени, оставляя за собой красные следы, багровые следы, и запах, запах, запах, как будто жарят рыбу. Почему рыбу? Но это был именно тот запах! "Не порви мне ремень", - шептал он где-то очень близко, - Смотри, не порви мне ремень, это память об армии, память об эскадрильи! Смотри, не порви мне ремень, животное!" Кто знает, наверное, в тот момент я и вправду была похожа на животное? Да, я была животным в тот момент.

Павлуша: Нет!

Тенина: Но потом кровь все же хлынула. Все стало покрываться кровью, от этого даже в комнате, как будто сделалось светлее. Не просто светлее, комната наполнилась ярким светом, как будто кто-то направил в окно прожектор. Вот именно, как будто прожектор, столько было крови. И тогда твой дядя, Павел Анисимович закричал. Он кричал громче всех. Он кричал от радости. Я никогда не видела человека, который бы так радовался виду крови. Он вытирал свои руки о трикотажные свои кальсоны и кричал. Твой дядя, Павел Анисимович.

Павлуша: Нет!

Тенина: Да!

Павлуша: Нет!


Павлуша: Боже мой! Бедная, бедная моя! (Пауза.) И после всего этого вы остались живы?! (Пауза.) Я бы умер, Ольга Витальевна, я бы, честное слово, умер.

Тенина: (Очень спокойно.) А кто тебе сказал, что я не умерла?


Павлуша: Бедная, бедная Ольга Витальевна.

Тенина: (Втайне любуясь произведенным эффектом.) Довольно, Павлуша, ты слишком впечатлителен. Довольно. Давай, расчехляй своих птичек…

Павлуша: (Одевает пальто.) Как хорошо, что я накрыл их.

Тенина: Вот, теперь ты знаешь все. Или почти все.

Павлуша: Да! Пройти через все это, умереть, и после этого спокойно хлопотать с чаем?!

Тенина: У меня есть малиновое варенье. Ты любишь, Павлуша, малиновое варенье?


Павлуша: Я и не знаю, Ольга Витальевна, полезет ли в меня после всего, что я услышал, малиновое варенье. Но ваш муж?! Нет, Ольга Витальевна, это - не муж, это…

Тенина: Это - муж. И это, Павлуша, семейная жизнь. Ты должен быть готовым к этому.

Павлуша: Нет, что вы…

Тенина: Не зарекайся. Я знаю, что ты уже был влюблен.

Павлуша: Откуда вам это известно?

Тенина: Да ты же сам и рассказал.

Павлуша: Разве?

Тенина: Конечно. Эта молоденькая женщина…

Павлуша: Ни слова, ни слова больше!


Тенина: Ты слишком робок. Так нельзя…

Павлуша: Не в робости дело.

Тенина: А что такое?


Павлуша: Она еще совсем маленькая. Она еще сосет этих, как их… петушков.


Тенина: Может быть тебе попытаться еще раз?

Павлуша: Попытаться еще раз?

Тенина: Ну да, попытаться еще раз, сфотографировать ее?


Павлуша: Теперь уже получится только интерьер.


Тенина: Давай пить чай. (Пауза.) С малиновым вареньем.






Павлуша: Я знал! Я чувствовал, когда направлялся к вам, я знал, у вас не может не быть этого берета! С этим беретом… да что тут говорить, с этим беретом, теперь, все пойдет совсем по-другому! Да знаете ли вы, Ольга Витальевна, что с этим беретом… теперь, когда настроение мое совершенно переменилось, и все, все переменится. И дело даже не в том, что вы подарили мне его, а не просто уступили на время съемок, а в том вообще, что он явился на свет Божий, так сказать, уже по назначению. И когда я буду подле своих птичек в таком вот берете, любой поймет и оценит, что это за птички, любой поймет, что это не просто птички, а особые птички, так сказать, судьбоносные птички. (Пауза.) И у вас теперь начнется совсем другая жизнь. И все, буквально все, поверьте мне, Ольга Витальвна, произойдет само собой. Знаете, как это бывает, когда дело заладится? Уж если дело заладилось - все. Буквально все складывается одно к другому, одно к другому, одно к другому… (Пауза.) Но вы и в самом деле с легким сердцем расстались с ним?

Тенина: Да, конечно. Я его не разу и не надела.

Павлуша: А зачем же тогда покупали?

Тенина: Я и сама не знаю. (Пауза.) Остановилась около витрины. Смотрела, смотрела на него, а потом, взяла, да и купила. (Пауза.) Да мне его не с чем и надеть. (Пауза.) А вот захотелось купить, взяла и купила. Сама не знаю, зачем. (Пауза.) Я даже и не задумывалась, пригодится он мне или не пригодится когда-нибудь. Взяла и купила. (Пауза.) Странно даже. (Пауза.) Теперь то я знаю зачем, а тогда и в мыслях не было. (Пауза.) Так, какая-то легкомысленность вдруг напала. И все. И удержаться никаких сил не было. (Пауза.) Я еще подумала тогда, с чего бы это легкомысленность мне такая? Никогда легкомысленной себя не считала, а тут - на тебе. (Пауза.) И Павел Анисимович меня легкомысленной не считал никогда. Да я ему и повода не давала. Если уж мною приобреталась какая-либо вещица, то и он, и я прекрасно знали, с какой целью она приобретается. Я всегда старалась советоваться с ним, прежде чем купить что-нибудь. (Пауза.) Даже малость какую-нибудь, такую малость, что другой бы просто и голову ломать не стал бы, стоит покупать или нет, взял бы, да и купил, если конечно есть свободные деньги. (Пауза.) Это если есть свободные деньги, а когда их нет? Когда их нет вовсе? (Пауза.) И вдруг берет! (Пауза.) Вот я сейчас смотрю на него и размышляю про себя, я ли это была, когда покупала его?! (Павлуша несколько растерян, снимает берет.) Но, зато, теперь, когда я вижу, что он просто необходим, что ему так рады, я просто счастлива. (Павлуша вновь надевает берет, вновь улыбается.)


Павлуша: А вы рады, что я вытащил вас на прогулку?

Тенина: А ты вытащил меня на прогулку?

Павлуша: А вы и не обратили внимания?

Тенина: Все произошло очень незаметно.

Павлуша: А так и должно быть. Что же хорошего в прогулке, если к ней готовишься, настраиваешь себя, подбираешь соответствующее лицо? При такой подготовке сама прогулка уже не может быть изящной. Вот именно, изящной, когда не хочется ни о чем думать, когда тела своего не чувствуешь, малиновое варенье, чай, птицы, и мы с вами, дорогая, дорогая Ольга Витальевна. Итальянский дворик. Не хватает фонтанчика. У нас в богадельне был фонтанчик в итальянском дворике. Но я не любил хаживать туда. Угадайте, почему? (Пауза.) Угадайте, почему? (Пауза.) Угадайте, угадайте, угадайте, угадайте, угадайте почему?

Тенина: Ну, откуда же мне знать о таких вещах?

Павлуша: Но это же очень просто. Вам совсем не понадобится думать. Скажите первое, что придет вам в голову.

Тенина: Первое, что придет в голову?

Павлуша: Ну да, первое, что придет в голову, не задумываясь.

Тенина: Павел Анисимович.


Павлуша: При чем здесь Павел Анисимович?

Тенина: Я сказала первое, что пришло мне в голову.


Павлуша: А кто это, Павел Анисимович?


Тенина: (Показывая Павлуше, что принимает предлагаемую им игру.) Да так, один человек.

Павлуша: (Серьезно.) Один человек. Кто он?

Тенина: (Игриво.) Один человек. Что же к этому можно добавить?

Павлуша: Да много что. Сказать запросто "один человек" - это не сказать ничего. Это означает безразличие. Но может ли быть безразличен человек, который первым спешит явиться вам в голову в итальянском дворике, на изящной прогулке?

Тенина: Да мне и вправду, нечего добавить.


Павлуша: (Обиженно.) Я не любил хаживать в итальянский дворик, потому что у меня не было такого берета.

Тенина: Но теперь-то он у тебя есть. Теперь ты сколько угодно можешь гулять в итальянских двориках.


Павлуша: Кто он?

Тенина: Так, летчик один.


Павлуша: Ничего себе! И вы молчали?! Вы знакомы с настоящим летчиком?! Уф! (Утирает пот.) Даже в жар бросило.

Тенина: Бывший летчик.

Павлуша: Летчики, как и алкоголики, по определению, Ольга Витальевна, не бывают бывшими. Это люди над. Вы, наверное, думаете, Ольга Витальевна, что они однажды прекращают свои полеты? Вы думаете, что полет - это тот ритуал с ревом и сутолокой окружающих, с крутыми пике и одинокими холмиками могилок? Ничего подобного. Полет - это навсегда. И конкретный человек, с его головной болью и элегантностью на старте, имеет к этому весьма опосредованное отношение. (Пауза.) Где он теперь?

Тенина: (Указывает на потолок.) Там.

Павлуша: Верно. (Пауза.) Однако же, как мы понимаем друг друга?! Он там! И будет там всегда!

Тенина: Нет. Не всегда. Он обещал мне спуститься. Ему хочется чаю.


Павлуша: Он говорил вам об этом?

Тенина: Да.


Павлуша: Когда?

Тенина: Да вот, совсем недавно.


Павлуша: Но я ничего не слышал. Ни одного слова.

Тенина: Я понимаю его по шагам.


Павлуша: Он разговаривает с вами посредством шагов?

Тенина: Шагов, дыхания.


Павлуша: И что он вам сказал?

Тенина: Скоро спущусь. Хочется чаю.


Павлуша: Так просто? Такой человек и так просто изъясняется?

Тенина: Да. Иногда он кажется простым человеком. Таким как все.

Павлуша: А какие "все"? Что значит "такие как все"? Я никогда не мог понять?

Тенина: У тебя философское настроение, Павлуша, или ты опять сердишься?

Павлуша: Не знаю. Я уже ничего не знаю. (Пауза.) Так что он сказал?

Тенина: Скоро спущусь. Хочется чаю.


Павлуша: (Задумчиво.) Может быть. Может быть и так. Может быть и проза, почему обязательно лирика? даже если и такой человек, летчик, - просто хочется чаю, просто хочется простого чаю. (Пауза.) А, быть может, он и спустится? (Пауза.) Но вы-то знаете, спустится, если, конечно, спустится, нечто, символ, оболочка. (Пауза.) Сам он всегда будет там, не так ли?


Тенина: Между прочим, Павлуша, это может случиться в любую минуту.

Павлуша: И что? Что в связи с этим я должен сделать? (Пауза.) Мне уйти?! Я помеха вашему свиданию?! (Пауза.) Я могу пойти поискать себе другой итальянский дворик? (Пауза.) Лучше всего тот, в богадельне, с фонтанчиком. (Пауза.) С тем самым фонтанчиком, в котором… (слезы) в котором одна из моих птичек… конечно, я понимаю, вы не могли этого знать, (истерика) но мне то, мне то от этого не легче… с фонтанчиком, в котором одна из моих птичек… из любопытства, на беду свойственного фотографическим птичкам, утонула навсегда! (Пауза.) Быть может и мне полюбопытствовать, что же это за фонтанчик, и как его без дна угораздило образоваться в богадельне? (Пауза.) В таком неблагородном месте? В лежбище идиотов?!

Тенина: Прости, я не знала.

Павлуша: Да чего уж там.

Тенина: Прости, я не знала.

Павлуша: Да этого никто не знает. Это никому и не интересно!

Тенина: (Прижимает Павлушу к себе, как маленького ребенка.) Успокойся, успокойся, не нужно расстраиваться, тебе вредно расстраиваться.

Павлуша: (Всхлипывает.) После всего, что вы наговорили мне про Павла Анисимовича?!

Тенина: Успокойся, маленький, не нужно сердиться.

Павлуша: (Всхлипывая.) Это он - маленький. Это он - такой маленький, что его можно положить в рот. (Пауза.) А я большой, большой и глупый!

Тенина: И он маленький, и ты - маленький.

Павлуша: Прежде чем рассказывать мне такое, вы хотя бы должны были подумать о том, что мы родственники?! (Пауза.) Мы ведь похожи! (Пауза.) Мы не можем не быть похожими, понимаете вы?! (Пауза.) Даже если я и хуже, даже если я всего лишь карикатура на Павла Анисимовича, злая, нехорошая карикатура… даже если я и не так значителен, но я ведь еще молод…

Тенина: (Гладит его по голове.) Все будет хорошо.

Павлуша: Да как же может быть хорошо после того, что вы рассказали?

Тенина: Но ты же все переменишь? Ты же будешь фотографировать его? Его, потом тишину. Ты уже забыл?

Павлуша: Боюсь, что из этого ничего не выйдет. (Пауза.) Боюсь, что после всего, что вы мне рассказали, рука у меня может дрогнуть. (Пауза.) Боюсь, что после всего, что вы мне рассказали, я сделался другим.

Тенина: Другим?

Павлуша: Ну да, ну да, другим.

Тенина: И в чем же это заключается?

Павлуша: Не знаю, не знаю как и сказать… Мне кажется. Мне кажется, что я пропустил все это через себя.

Тенина: Все? Что пропустил ты через себя?

Павлуша: Все, и всех. И Павла Анисимовича, дядю - летчика.

Тенина: И что? (Пауза.) Ты стал взрослее?

Павлуша: Не то, чтобы я стал взрослее, я… я, кажется я понял его. (Пауза.) И полюбил. (Пауза.) И мне жаль потерять его таким, каков он есть. (Пауза.) Это кровь? Это родная кровь? (Пауза.) Это взыграла родная кровь?

Тенина: Ты пугаешь меня.

Павлуша: Вот и на вас я смотрю теперь немножечко другими глазами.

Тенина: Не пугай меня.

Павлуша: И вот какая мысль посетила меня. А не стану-ка я на этот раз рушить мир. Откажусь-ка я от фотографирования. (Пауза.) Чернильный берет у меня теперь есть. (Пауза.) И дядю жалко.


Тенина: Что?!

Павлуша: Дядю Павла жалко! Павла Анисимовича, летчика, вашего мужа.


Тенина: И ты сможешь предать меня?

Павлуша: Очень жалко.


Тенина: Нет, ты не можешь предать меня. (Пауза.) Нет, ты не можешь предать меня. (Пауза.) Нет, ты не можешь предать меня. (Осторожно забирается к Павлуше на колени.) Нет, ты не можешь предать меня. (С наигранной страстью целует его в губы.)

Павлуша: (Вырывается из ее объятий.) Что вы делаете?

Тенина: А как же кровь? (Вновь целует его в губы.)

Павлуша: (Вырывается из ее объятий, уже с некоторой заминкой.) Но…


Павлуша: И что же это вы сделали надо мной, Ольга Витальевна?

Тенина: Ничего.


Павлуша: И что же это вы сделали надо мной, Ольга Витальевна?

Тенина: Ничего.


Павлуша: И что же это вы сделали надо мной, Ольга Витальевна?

Тенина: Ты сфотографируешь Павла Анисимовича?


Павлуша: Голова ватная, как будто после качелей. (Пауза.) Вы любите качаться на качелях, Ольга Витальевна?

Тенина: Ты сфотографируешь Павла Анисимовича?


Павлуша: Да что же это со мной?


Тенина: Ты расслабился, Павлуша. Ты всего лишь немного расслабился.


Павлуша: (В состоянии счастливого транса.) Это есть. (Пауза.) У меня теперь философское настроение. (Пауза.) Целиком принимаю ваше наблюдение. (Пауза.) А виной всему - мой новый берет. (Пауза.) Теперь, подумалось мне, теперь мне не нужно, совсем не нужно выпрыгивать из штанов, чтобы доказывать свою гениальность. Теперь, когда этот прекрасный берет у меня на голове, каждому видно, с кем и с чем, под "чем" я подразумеваю уже себя как явление, ему придется иметь дело. (Пауза.) Если честно, если быть совсем искренним, я уже и вовсе не вижу смысла в самом фотографировании, Ольга Витальевна, вы ведь имели в виду фотографирование, Ольга Витальевна, когда намекали на то, что я расслабился?

Тенина: (Улыбается.) И это тоже, Павлуша.

Павлуша: Когда человек расслабляется, Ольга Витальевна, когда он сбрасывает с себя обузу запретов и обязанностей он становится столь же изящным, как прогулка по итальянскому дворику. (Пауза.) Он по-другому видит мир, видит его прекрасным, и мир отвечает ему безнаказанностью. Вы не замечали этого, Ольга Витальевна? Вы никогда не задумывались над тем, почему говорят, Создатель хранит поэтов и пьяниц? Да, так говорят, я слышал. И не раз. Да потому лишь, что при виде их удивительного благодушия и доброжелательности ему, Создателю, тоже хочется улыбнуться. (Пауза.) Здесь еще раз уместно вспомнить идиотов. В то время, когда умники пыжась делают карьеру, набивают свои кошельки, первоначально уродуя, а затем и сокращая себе и без того короткую жизнь, я уж не говорю о Геенне огненной, эти милые создания пьют и источают радость. Радость, которую далеко не все видят и слышат, добровольно ослепив себя и оглушив себя добровольно.

Тенина: (Улыбается.) Говори, говори, Павлуша.

Павлуша: Но увы, Ольга Витальевна, это пройдет. (Пауза.) На меня, случается, находит, но потом проходит. Те, кто подпустил меня к себе поближе, племянники, например, знают эту мою особенность. (Пауза.) Там, в богадельне, я могу не выходить из своей комнаты двое, трое суток, неделю. В это время я лежу и смотрю в потолок. Иногда позволяю себе выпить глоток воды, но больше ничего. Никакой пищи, никакого умывания и так дальше. (Пауза.) Однако в это время со мной весьма полезно побеседовать. Очень полезно, Ольга Витальевна. В это время у меня открывается ясновидение. Я угадываю такие точные вещи… ну, например, я угадывал запои доктора, когда он пил, а это не так просто было сделать. У доктора никогда не было точной системы. Да, то, что он пил, знали все, но когда именно у него случится запой, точно предсказать мог только я. (Пауза.) Я же предсказал, что у цыганской медведицы Мадлен, которая была нашей гордостью, ввиду врожденного косоглазия, как раз в день почитаемого у нас католического святого Валентина родится медвежонок с пятью лапами, символизирующими пять континентов. (Пауза.) Комета Галлея приближается, сказал я однажды, хотя и представления не имел, что есть такая комета, и называется она комета Галлея, и что она действительно приближается. Через пару дней об этом уже говорили все. (Пауза.) А что такое любовь? (Пауза.) Я не знаю. Не похоже ли это, Ольга Витальевна на то, чем вы одарили меня?

Тенина: (Улыбается, игриво.) И я не знаю.

Павлуша: Но я то, к сожалению, не идиот?

Тенина: (Улыбается.) Нет. Ты фотограф. Ты самый лучший фотограф, и сделаешь мне снимок.


Павлуша: (Очень грустно.) Зачем вы меня просите об этом, Ольга Витальевна?

Тенина: (Серьезно.) Ты знаешь.

Павлуша: Нет. Не знаю. (Пауза.) Разве вы, так же как и я не знаете, что эта просьба бессмысленна?


Тенина: Не понимаю тебя.

Павлуша: Да чего уж тут понимать-то уж тут?!


Тенина: Ты бы уж как-нибудь объяснил, что ли? (Пауза.) О чем ты, Павлуша?

Павлуша: (Довольно жестко.) А может быть не стоит, Ольга Витальевна?! А вдруг да мы с вами не одни? Все же место прогулочное, итальянский дворик, как ни как?! Птички, эвона, прогуливаются. Умные птички, понимающие.

Тенина: Я ничего не понимаю.

Павлуша: Ой ли, Ольга Витальевна?! (Пауза.) Я же вас упредил о своем ясновидении? Давайте не будемте попадать в неловкое положение?


Тенина: Да о чем ты?!

Павлуша: О, как жесток мир!


Тенина: Я ничего не могу понять!

Павлуша: Нет, вы не можете быть столь лицемерной. (Пауза.) Нет. (Пауза.) Вероятнее всего вы вычеркнули все из своей памяти. (Пауза.) Оно само по себе вычеркнулось. Так случается при больших потрясениях. А то, что это явилось для вас большим потрясением я нисколько, ни на минуту не сомневаюсь.

Тенина: Что с тобой? О чем ты говоришь?

Павлуша: Это с вами что, женщина?! Молоденькая женщина! Да, вы все еще молоденькая женщина, хотя, хотя и годитесь мне в тетки! (Пауза.) Хороша! Удивительно хороша собой! (Пауза.) И теперь, когда так страшно лжете, хороша! (Пауза.) Что, не ожидали увидеть меня таким?! Думали, что если прикормили малиновым вареньем, я так и останусь скудоумным племянником? Так думали вы?! Отвечайте! (Пауза.) Или я не догадаюсь, о каком летчике идет речь?! (Пауза.) Или я не догадаюсь, о каком полете этого летчика идет речь?! (Пауза.) Что же вы молчите?! (Пауза.) Целовали меня! (Пауза.) Не по родственному целовали! (Пауза.) Или по родственному?! (Пауза.) Как вы целовали меня?! (Пауза.) Отвечайте! (Пауза.) Сейчас же отвечайте, у меня кончаются силы! (Пауза.) Сейчас у меня начнется припадок, и я не услышу ответа. (Пауза.) Ну же?

Тенина: (Очень тихо.) Я не знаю.

Павлуша: Что?! Я ничего не слышу!


Тенина: (Тихо.) Я не знаю.

Павлуша: Не слышу!

Тенина: (Кричит.) Не знаю.

Павлуша: (Кричит.) Вы убили его?!


Тенина: Кого?

Павлуша: Дядю Павла, кого же еще?!


Тенина: Павла Анисимовича?

Павлуша: Да, да, да, да, Павла Анисимовича! Кого же еще!


Тенина: А я разве убила его?

Павлуша: Не знаю! Убили?


Тенина: А его следовало убить?!

Павлуша: Безусловно!


Тенина: А зачем?

Павлуша: Из ненависти!


Тенина: А разве можно его убить?

Павлуша: Его нельзя не убить!


Тенина: Да? А я разве не любила его?

Павлуша: Вы не могли любить такого человека!


Тенина: Да? А мне казалось…

Павлуша: Вам только казалось! Вы сделали это? Отвечайте, отвечайте. Пока я сам не убил вас!


Тенина: Да? А ты разве не любишь меня?

Павлуша: Люблю, из любви и убью!


Тенина: Да? А разве можно меня убить?

Павлуша: Нет. Но я убью!


Тенина: Да? А если я скажу тебе, ты простишь меня?


Павлуша: Если вы раскаетесь!


Тенина: Да? А если я только сделаю вид, что раскаялась, а на самом деле нет?


Павлуша: Я сфотографирую вас, и все станет ясно! (Пауза.) Не уводите меня в сторону! Отвечайте!


Тенина: Да? А Павла Анисимовича ты сфотографируешь, как обещал?


Павлуша: Да! (Пауза.) Если вы покажете, где он лежит! (Пауза.) Только после того как вы расскажете и потом покаетесь! (Пауза.) Не думайте, я внимательно слежу за мыслью!


Тенина: Да? А если он не лежит?!

Павлуша: Все равно!


Тенина: А если он сидит, висит, пускает пузыри, остывает?!

Павлуша: Боже мой, какой это труд быть родственником!


Тенина: Тебе все равно, что с твоим дядей?!

Павлуша: Мне важно знать, убили ли вы его?!


Тенина: А если мне хочется рассказать тебе все в деталях?

Павлуша: Нет! Только убили или нет!


Тенина: Нет!

Павлуша: Да!


Тенина: Нет!

Павлуша: Да! (Пауза.) Да! (Пауза.) Отравила! (Пауза.) Малиновым вином! (Пауза.) Исполнилась моя мечта! (Пауза.) Убила! (Пауза.) Мой ответ - да! Тысячу раз да! (Спокойно) Да вот он и сам.








Вирхов: (Радостно.) Наконец-то, Оленька! Насилу отыскал тебя. Где ты все время скрываешься? Мы стали совсем редко видеться. (Пауза.) Ты была на верхней террасе? Только посмотри, что за чудесный букет я составил там для тебя! Вирхов припадает на одно колено и осыпает Тенину цветами.


Вирхов: (Усаживается в кресло напротив.) Оленька! Я так рад видеть тебя! (Пауза.) Сколько же мы не виделись? (Пауза.) Недели две? Три? (Пауза.) Месяц? (Пауза.) Где ты все время скрываешься? Мне тебя не хватает. Так хочется хотя бы иногда увидеть тебя. (Долгая пауза.) Был сегодня на верхней террасе. (Пауза.) Только что оттуда. (Пауза.) Там такие дивные цветы! Вот, составил для тебя букет! (Пауза.) Нравится? (Пауза.) Оленька, я так рад тебе!

Тенина: Зачем ты пришел?


Вирхов: Я знаю, есть такие люди, что могут и вовсе не видеться со своими женами. Такие мужья считают главной своей задачей таким образом построить свой день, чтобы как можно удачнее схорониться от них. (Пауза.) Я не знаю, что толкает их на подобное безумие. Поиск новых увлечений? Но это временно. (Пауза.) Уверяю тебя, временно. Да что тебе то уж об этом говорить? (Пауза.) Безусловно, мужчина без этого не может, и любая мало-мальски умная жена должна это понимать и, даже… не удивляйся, приветствовать, ибо это вносит некое разнообразие. (Пауза.) Но век мужчины короток. (Пауза.) Короче века даже и нездоровой жены. (Пауза.) Да, вот именно, век пусть и великолепно здорового мужчины короче века даже и безнадежно больной жены. (Пауза.) Так что поводов у него, мужчины, для веселья, как видишь, не так уж и много. (Пауза.) Друзья? Но друзья по большей части корыстны, только и делают, что норовят урвать от тебя кусочек. (Пауза.) От друзей, Оленька, надобно подальше. Это я знаю наверняка. Мне доводилось убедиться в своей правоте многократно. (Пауза.) И ты, Оленька, старайся подальше держаться от тех, кто норовит тебе в друзья пролезть, прошмыгнуть. Они это делают, преследуя определенную цель. Только так и никак иначе. (Пауза.) И потом, зависть! Ах, какое это неблагодарное и сильное чувство! (Пауза.) И ведь вот ты посмотри. Если человек завидует, а тебе с ним по тем или иным причинам приходится общаться, в большей степени испытываешь неловкость за него, нежели даже и он сам испытывает. (Пауза.) Я бы назвал зависть этаким подсолнечным маслом. Оно и на вид неприятно, чего уж там греха таить, и, поскользнувшись не нем, разбиться легко в кровь, а то и насмерть. Люди завистливые проливают это масло ненамеренно. Они, быть может, и не желают того, но ничего не могут поделать с собой. Зависть - это своего рода талант наоборот. (Пауза.) К чему же это я о зависти? (Пауза.) А вот к чему. Никому не завидуй, Оленька. Нам с тобой хорошо, и лучше не бывает. (Пауза.) Нам с тобой лучше всех, Оленька! (Пауза.) Но знай, если начнешь творить житейские глупости, я глупостей не люблю. (Пауза.) Лучше заведомо мне скажи, когда подкатит такое желание. (Пауза.) А оно подкатит, непременно подкатит, вон сколько завистников вокруг. Тогда ты скажи мне. (Пауза.) Уж я, как человек осторожный, придумаю что-нибудь. (Пауза.) Ну, да что это мы все о дурном? Взгляни, сколько, напротив, хорошего вокруг? Вот, хотя бы этот букет. Я составил его для тебя на верхней террасе. Там чудно! (Пауза.) Хочешь, пойдем туда? Прямо сейчас пойдем? (Пауза.) Правда, самые хорошие цветы я там оборвал, но осталось еще много что посмотреть. (Пауза.) Ну, что ты на это скажешь?


Тенина: Зачем ты пришел?


Вирхов: Я… пришел к тебе. (Пауза.) Как же зачем? Зачем обыкновенно мужья приходят к своим женам?

Тенина: Не знаю.


Вирхов: (Пробует добавить легкости.) К любимым, заметь, любимым женам. (Пауза.) Не просто к женам, которые и не слышали никогда, что они любимы, а к женам, которые действительно любимы, действительно желанны… чтобы видеть и… (Прощай, легкость.) приходят обыкновенно. (Пауза.) А зачем? (Пауза.) А ты то сама как думаешь, зачем?

Тенина: Не знаю.


Вирхов: Спускаются с террасы над…

Тенина: Над? (Пауза.) С террасы над?

Вирхов: Что "над"? "Над чем", хочешь спросить ты?

Тенина: Нет, просто хочу спросить, с террасы над?


Вирхов: (Не сумев разрешить предложенную головоломку.) Принес цветы. (Пауза.) С верхней террасы. (Пауза.) Только посмотри, что за чудесные цветы? (Пауза.) Очень жаль, что ты никогда не бываешь на верхней террасе… практически…

Тенина: Зачем?


Вирхов: Ну, хотя бы затем, чтобы увидеть цветы. Там вообще очень хорошо, там…

Павлуша: Там нет ласточек.


Тенина: Зачем ты пришел, Вирхов?


Вирхов: Хотелось поговорить с тобой.

Тенина: О чем?

Павлуша: Их не может там быть.


Вирхов: Просто так поговорить. (Пауза.) Ни о чем. (Пауза.) Просто поговорить, как мы обычно разговаривали. (Пауза.) Прежде… помнишь? Никак не могли наговориться. (Пауза.) С вечера сядем, бывало. И все говорим, говорим. (Пауза.) Не замечали, как уже и утро наступало… бывало. (Пауза.) Прежде.


Тенина: Что, и я принимала участие в этом безумии?

Вирхов: В каком, прости, безумии, я, кажется, не совсем понял?

Тенина: В полуночных беседах с тобой?

Вирхов: В полуночных беседах?

Тенина: Ну да, да, полуночных беседах, беседах с вечера и до утра?


Вирхов: Ах, в наших чудных разговорах?

Тенина: Ну да, в наших чудных разговорах с вечера и до утра?

Вирхов: Да, и ты, и ты тоже, иногда…

Тенина: О чем?


Вирхов: Прости?

Тенина: Ну о чем, о чем?


Вирхов: Что "о чем"?

Тенина: Ну о чем, о чем мы говорили-то все время, до утра? (Пауза.) О чем, не затыкаясь, говорили-то мы с тобой? О чем?!


Вирхов: Да я уже и не помню, о чем говорили. (Пауза.) Просто так говорили. (Пауза.) Ни о чем особенном не говорили. (Пауза.) Но это было полезно. Это я тебя уверяю, было полезно. (Пауза.) У меня и теперь осталось ощущение значительности и полезности этих разговоров. (Пауза.) Мы развивались. (Пауза.) В то время как другие часто проводят время в праздных разговорах, мы имели необыкновенное взаимное развитие. (Пауза.) Иногда ты просила, чтобы я рассказал о какой-нибудь монетке из нашей коллекции. О полушке какой-нибудь. Казалось, что тебе это даже и неинтересно. Но так могло показаться только поверхностному человеку. Проходило немного времени, и в новой беседе ты, случалось, прерывала меня и просила, "лучше о монетке расскажи". О монетке у тебя хорошо получается. И я рассказывал, а ты слушала, закрыв глаза. Как ребенок, как маленькая девочка, которой, ты уж прости меня, которой еще леденец в пору сосать, а она уже вон что… уже жена. (Пауза.) Иногда ты читала стихи. (Пауза.) Ты писала стихи одно время. Коротенькие такие стихи. Коротенькие, но очень живые. (Пауза.) Без рифмы и содержания. Очень красивые. И, что замечательно, не о любви. (Пауза.) Я еще и двух слов не успею сказать, а ты уже отвечаешь мне стихом. Громко так! Стараешься перекричать. А я, я умолкал - и слушал. (Пауза.) С наслаждением. (Пауза.) Мне нравились эти стихи. (Пауза.) По крайней мере, ты что-то говорила! (Пауза.) Еще о чем-то беседовали, не помню. (Пауза.) Какие-то офицеры в эполетах. (Пауза.) Вспоминала их по именам. Ты тогда много читала. (Пауза.) Но главным образом говорили именно ни о чем. (Пауза.) Говорили, говорили, и не могли наговориться.

Тенина: Зачем?


Вирхов: Зачем говорили?

Тенина: Да, именно, зачем? Зачем мы говорили-то все время? (Пауза.) Как я понимаю, без умолку говорили?

Вирхов: А ты совсем не помнишь?

Тенина: Нет.


Вирхов: Просто так. Просто хотелось разговаривать. (Пауза.) Просто нам хотелось разговаривать друг с другом. (Пауза.) Мы любили…

Тенина: Зачем ты пришел?


Вирхов: Там, на верхней террасе… только взгляни…

Тенина: Стоп! (Долгая пауза.) А можешь вспомнить ты случай, Павел Анисимович, когда бы мы с тобой просидели долго, да нет, пожалуй, не долго даже, а хотя бы какое-то время в тишине? В полной тишине?

Вирхов: В тишине?

Тенина: Да, молча. Ни слова не говоря друг другу, даже забыв о себе самих. Просто так. Посидели молча? Послушали?


Вирхов: Ты теперь слушала?

Тенина: (Вздрагивает.) Что слушала?

Вирхов: Снова слушала тишину? (Пауза.) Я помешал тебе?


Тенина: Кто это рассказал тебе про тишину?

Вирхов: Как это кто?

Тенина: Кто, кто, кто рассказал тебе про то, что я слушаю тишину?!


Вирхов: Ну, я не знаю? (Пауза.) Кто рассказал? Да, никто не рассказал. (Пауза.) Ты же сама и рассказала.

Тенина: Когда?

Вирхов: Да вот только что.

Тенина: Но ты употребил "снова"?


Вирхов: Оленька, я не хочу больше играть в разные игры. Я не стану делать вид, что впервые слышу о тишине от тебя, да и сам я каждый день наблюдаю тебя в этом состоянии… Каждый Божий день, Оленька.

Тенина: Ты месяц не видел меня!

Вирхов: Мы видимся каждый день. Просто ты не замечаешь меня. И каждый день ты пребываешь в этом состоянии.

Тенина: В этом состоянии? "В этом состоянии" сказал ты? Ты стал выражаться их терминами?! Ты с ними за одно!


Вирхов: Они лечат тебя. Они хотят облегчить твои страдания. (Пауза.) Знаешь, если уже разговор зашел о медицине…

Тенина: Стоп. (Пауза.) Нет страданий. (Пауза.) Ничего нет. (Пауза.) Нет, вру, есть. (Пауза.) Равновесие. (Пауза.) Знаешь ты такое слово? Равновесие. (Пауза.) Одно сменило другое. Что-то ушло, но что-то и пришло.


Вирхов: Ушла, как я понимаю, любовь?

Тенина: И не мечтай. Никакой любви в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие, не было. (Пауза.) НИКОГДА. И заруби это себе на носу.


Вирхов: Грустно.

Тенина: Грустно тебе?

Вирхов: Грустно.

Тенина: Что же ты для себя не выпишешь доктора?

Павлуша: О, да здесь кругом доктора! Знаем мы докторов! Большая опасность!

Вирхов: Они делают все, чтобы тебе было лучше.

Тенина: Исключено.


Вирхов: Да как же…

Тенина: Исключено.


Вирхов: Да как же…

Тенина: Исключено!


Вирхов: (На глазах слезы.) Ты прости меня, Оленька, я - подлец! (Пауза.) Я все время в делах, все время. (Пауза.) Дела, дела. Прости. Даже и поговорить то толком…

Тенина: Да, ты подлец! Но только не нужно приписывать себе это меткое определение. Я первая сказала тебе об этом. Павел Анисимович! Я! А потом уже ты подхватил, "подлец, подлец"! (Пауза.) Однако как удобно быть подлецом! (Пауза.) Скажи, Вирхов?


Вирхов: Пожалуй, что да. (Пауза.) Пожалуй, что иногда это единственный способ не сойти с ума.


Тенина: И все же, кто рассказал тебе про тишину?

Вирхов: Я придумал.


Тенина: Придумал?

Вирхов: Придумал.


Тенина: Придумал что?

Вирхов: Все придумал. (Пауза.) Прости. Я сейчас уйду. (Встает.)


Тенина: Зачем приходил-то?


Вирхов: Не знаю. (Пауза.) Цветы принес вот. (Пауза.) Чаю хотел, кажется. (Пауза.) Да, хотел чаю. Точно. Теперь вспомнил. (Пауза.) Теперь не хочу.

Тенина: (Оживляется.) Чаю хотел?

Вирхов: Не имеет значения.

Тенина: Да нет, это, как раз единственное, что имеет значение.

Вирхов: Разве? (Собирается уходить.)

Тенина: Погоди. А как ты захотел чаю?

Вирхов: Не знаю, просто захотел и все.

Тенина: Просто захотел чаю? (Пауза.) Просто захотел чаю?

Вирхов: Просто захотел, просто чаю. Прости, мне нужно идти. У меня много дел. Прости. Прости.

Тенина: Чай остыл. Но это ничего. Я согрею.


Тенина: Подожди. Сейчас будет горячим. (Кричит.) Не уходи! Попей чаю, слышишь?!


Павлуша: Поинтересуйтесь, Ольга Витальевна, много ли у него племянников?

Тенина: (Машет на него рукой.) Да подожди ты, Павлуша.

Вирхов: Ничего, ничего, подожду. (Пауза.) Раз уж пришел.


Павлуша: Справьтесь, Ольга Витальевна, о племянниках справьтесь. Это его немного отрезвит.

Тенина: Не спеши, Павлуша.


Вирхов: Ты как-то забавно стала называть меня?

Тенина: Забавно называть?

Вирхов: Ну да, "Павлуша" вдруг. Приятно, но…

Павлуша: Это его отрезвит.

Тенина: Хочешь вина?

Вирхов: Вина?

Тенина: Вина, вина. (Пауза.) Малинового вина. (Пауза.) Из малинового варенья. (Пауза.) Очень замечательное вино! Просто прелесть, что за вино! От мамы осталось. (Пауза.) От твоей мамы осталось. (Пауза.) Ты помнишь свою маму? (Пауза.) Она все время варенье малиновое готовила, хорошая мама, твоя мама…

Павлуша: Ольга Витальевна!

Тенина: (Укоризненно.) Павлуша!

Вирхов: (Несколько недоуменно.) Да что за "Павлуша"?


Тенина: Ты так трогательно играл сейчас у меня в ногах. (Пауза.) Как будто большая птица. (Пауза.) Как будто голубь, но не голубь. (Пауза.) Как будто ребенок. (Пауза.) Как будто у нас с тобой родился ребенок, мальчик. (Пауза.) Очень хороший ребенок, на тебя как будто похож. Как две капли воды. (Пауза.) Просто удивительное сходство, в честь тебя и назвали, как будто. (Пауза.) Нарвал цветов на верхней террасе, принес, уселся в ногах и играешь.

Павлуша: Блеск!.. В самую цель!


Павлуша: Ах, дядя Павел, дядя Павел, какие сложности, какие сложности!


Тенина: Так как насчет вина?

Вирхов: Ты же знаешь, что мне нельзя вина.

Тенина: А что с тобой?

Вирхов: Ты же знаешь, после отравления моя печень…

Тенина: После отравления? У тебя было отравление? Ты отравился? А когда ты отравился? Ты сильно отравился? А чем ты отравился? Да тебя не отравили ли?

Павлуша: Не насмерть?!

Тенина: (Вирхову.) Насмерть?

Вирхов: (Тениной по слогам, не надеясь на ее память.) Нет, меня спасли. Но печень спасти не удалось. Так что вина теперь я не пью.


Тенина: (Не обращая внимания на нарастающее раздражение Вирхова.) Ну что же, тогда чай. Чай, уже согрелся.


Павлуша: (Копается с фотоаппаратом.) Все. Теперь вы уже на прицеле, Павел Анисимович! Теперь вам некуда деться. (Передразнивает Вирхова.) "Дела". Какие уж теперь дела. Теперь интерьеры. (Смех, смех обрывается.)

Тенина: (Вирхову.) Куда ты смотришь? Ты что-то увидел?


Вирхов: Да, вот, кстати, Оленька, почему ты никогда не попросишь у меня денег?

Тенина: (Вскакивает в необычайном волнении.) Что?! Что ты сказал?!

Вирхов: Отчего ты никогда не попросишь денег?

Тенина: Денег?!

Вирхов: Ну да, денег!

Тенина: Ты сказал "попросишь денег"?!

Вирхов: Да, почему бы и нет?! Наверное, тебе нужно что-нибудь?

Тенина: Да нет, это тебе что-то нужно, не угадала?

Вирхов: (Как будто не слышит ее слов.) Наверное, тебе нужно что-нибудь?

Тенина: Что?! Что может быть мне нужно?! Неужели ты полагаешь, что я нуждаюсь?! Неужели я произвожу впечатление нуждающегося человека?! Неужели ты думаешь, что после того богатства, которое оставила мне в наследство твоя мама я могу в чем-то нуждаться?! Да заходил ли ты в подпол, видел ли ты, сколько там малинового варенья? Почему бы тебе не заглянуть как-нибудь в подпол? С тех пор, как твоя мама умерла, ты, кажется, так ни разу там и не был? Загляни как-нибудь в подпол. (Пауза.) Пол под.

Вирхов: Пол под?!

Тенина: Именно. Под!

Павлуша: В самое яблочко!


Вирхов: Ты знаешь, что я не был против того, чтобы у нас был ребенок.

Тенина: Мальчик.

Вирхов: Мальчик, девочка, какая разница.

Тенина: Это был мальчик.

Вирхов: Все равно. (Пауза.) Я не возражал. (Пауза.) Ты не хотела детей. (Пауза.) А я, я был бы, наверное, золотым отцом. Отцом чистого золота. Мне было бы о чем рассказать своему сыну.

Тенина: Ребенка хоть пощади.

Вирхов: Отцовство, вот тот институт, который, ты уж прости меня, после интимного занимает…


Тенина: (На грани истерики.) Ты лжешь!

Вирхов: (Спокойно.) Нет. Я не лгу. И ты знаешь это так же, как и я.


Тенина: Лжешь!

Вирхов: Нет.


Тенина: Лжешь!

Вирхов: Нет! Не лгу!


Павлуша: Да что же вы такое говорите?! Да как вы можете даже обсуждать такое?! Разве вы не знаете, что бывает с золотыми детьми?! Вы отлично знаете, что бывает с золотыми детьми потом! Вы прекрасно знаете, что бывает с детьми от золотых родителей потом! Вы знаете, что дети от золотых родителей всю жизнь потом бродят в поисках итальянского дворика! Именно итальянского дворика, потому что случайные люди не знают о существовании итальянских двориков и не заходят туда просто так! Только там золотые дети могут избежать встречи со случайными людьми, которая для золотых детей, как вы понимаете, смертельна! А если все же, если все же, несмотря на исключительность этого события, если все же, несмотря на невозможность этого события, такая встреча происходит, можете вы себе представить, как умирает золото?! Какие лица, с какими языками появляются в окружающих это событие окнах, и какие лица у окружающих это событие птиц?!


Тенина: Ты же знаешь, что бывает с золотыми родителями. Ты же знаешь, что бывает с родителями детей, рожденных не в любви? Ты же знаешь, что бывает с такими родителями? Ты же знаешь, что таким родителям раньше или позже, позже - самое худшее, приходится платить по счетам?

Вирхов: Что ты имеешь в виду?

Тенина: Ах, как ты оживился при упоминании знакомого слова! Счета. Это - твое.

Вирхов: Что ты имеешь в виду?

Тенина: Такие золотые родители однажды превращаются в нечто наподобие итальянского дворика.

Вирхов: Итальянского дворика?

Тенина: Да, да, итальянского дворика, знаешь, такого с фонтанчиком и мертвой птичкой на усыпанном монетками дне. Полушками, гривенничками или другими монетками, не важно. Итальянского дворика, что живет, единственное, ожиданием. Ожиданием своих золотых детей. А вместо них, Павел Анисимович, вместо них являются совсем другие дети. Чужие дети. Взрослые и сильные. (Пауза.) А знаешь, Павел Анисимович, зачем они заходят туда? (Пауза.) Они заходят туда всего лишь помочиться. (Смеется.) Золотой дождь! А?! Павел Анисимович?! Знакома вам эта забава?! (Серьезно.) Почему ты стал предлагать мне деньги?

Вирхов: (Подавлен.) Что?

Тенина: Почему ты стал предлагать мне деньги?

Вирхов: Ах, деньги? (Пауза.) Распродал коллекцию. (Пауза.) Да. (Пауза.) Все. (Пауза.) Больше ничего нет. (Пауза.) И потом… я ухожу от тебя.


Тенина: (Внезапно осипшим голосом.) Что?

Вирхов: (Очень спокойно.) Ухожу от тебя. (Пауза.) Завтра.


Тенина: К ней?

Вирхов: Кого ты имеешь в виду?

Тенина: Молоденькую женщину, кого же еще? Молоденькую женщину, похожую на самовар, потому что она только и думает о том, чтобы кто-нибудь ее обрюхатил. Молоденькую женщину, которая, собственно, и родит тебе ребеночка, которому ты, в свою очередь станешь золотым родителем.

Вирхов: Грубо и глупо. (Пауза.) Но не лишено здравого смысла. (Пауза.) Прости, но ты, как мне показалось, недолюбливаешь меня. (Пауза.) В тебе совсем не осталось солнца. (Пауза.) А мужчина - как цветок. Он распускается, когда…

Тенина: По какому поводу задержка?

Вирхов: А?

Тенина: Что медлишь?

Вирхов: Нужно собраться.


Тенина: Много вещей?

Вирхов: Да нет, не особенно. Возьму только самое необходимое.


Тенина: А меня не возьмешь? (Наигранно пытается смеяться.)

Вирхов: (Наигранно пытается отшутиться.) Только золото.


Тенина: Выходит, я - больше не золото?

Вирхов: (Подходит к гамаку с молоденькой женщиной, кладет руку ей на грудь.) Вот - золото.

Тенина: (Не видит молоденькой женщины.) Гамак?

Вирхов: Гамак.


Тенина: (Зажмуривается, открывает глаза, вновь зажмуривается, вновь открывает глаза.) Ну вот, все разрушено.

Вирхов: А разве было что-то кроме руин?

Тенина: Да. Тишина. (Прислушивается.) Божественная композиция. (Прислушивается) Богатство. Нечто шелковое и мерцающее. (Прислушивается.) Все. Больше нет. Шум. Какой-то шум! Черт бы его побрал, этот шум! (Будто проснувшись, даже потягивается, в теплых интонациях.) Ты давно здесь?!

Вирхов: Что?

Тенина: Давно ты здесь, я спрашиваю?


Вирхов: (Зачем-то оглядывается по сторонам.) Я не пойму…

Тенина: Я спрашиваю, давно ли ты пришел?


Вирхов: (Недоуменно.) Давно.

Тенина: (Поднимает цветы.) Боже мой, цветы! Откуда такие цветы?


Вирхов: С верхней террасы.

Тенина: Это ты для меня собрал?


Вирхов: Да.

Тенина: (Подходит к Вирхову, целует его в щеку.) Спасибо. (Пауза.) Ты хороший.

Вирхов: (В полном недоумении.) Что с тобой?


Тенина: Ничего. Просто сегодня я не могу бороться с хорошим настроением. А знаешь, о чем я думала весь день? Все утро и весь день думала? И знаешь о чем? (Пауза.) У меня нет ни одной твоей фотографии.

Вирхов: Зачем тебе моя фотография?

Тенина: Ну как же… Зачем жене может быть нужна фотография мужа?

Вирхов: У тебя есть моя фотография.

Тенина: Нет ни одной.

Вирхов: А та, где я в форме летчика?

Тенина: Она улетела.

Вирхов: Как улетела?

Тенина: Очень просто, взяла и вылетела. (Смеется.) В трубу.


Вирхов: Ты потеряла ее?

Тенина: Да ничего я не потеряла. Просто на фотографии изображен не ты.


Вирхов: А кто же?

Тенина: Ну, не знаю. Другой человек. Кажется, совсем другой, не знакомый мне человек. Я хочу фотографию тебя нынешнего. Пополневшего, вот с этой бородкой. С этими румяными щечками. (Трепет его за щеку.)


Вирхов: Перестань.

Тенина: Не перестану. (Пытается ухватить его за бородку.)

Вирхов: Да что с тобой?

Тенина: Дурачусь.

Вирхов: Дурачишься?

Тенина: Дурачусь. Я же говорю тебе, что не могу бороться с хорошим настроением. (Пауза.) Вот что, Вирхов. Можешь ты ответить мне на один вопрос?

Вирхов: Не знаю. В свете этой твоей дурашливости…

Тенина: Видел ли ты когда-нибудь, Павел Анисимович, не побоюсь этого слова, идиотов?

Вирхов: Ну вот, а я уж было подумал…

Тенина: Так видел или нет?

Вирхов: Ты смеешься?

Тенина: Ничуть не бывало. Вполне серьезно. Настоящих, клинических идиотов?

Вирхов: Нет, конечно.

Тенина: А знаешь ты, что они пахнут цветами?

Вирхов: Глупость какая?!

Тенина: Ничуть не глупость. От них исходит точно такой же запах, что и от цветов.




Тенина: А много у тебя денег?

Вирхов: Почему ты спрашиваешь?

Тенина: Ты же предлагал мне деньги?


Вирхов: Когда?


Тенина: Ну, как то, давно. Я уже и не припомню когда.


Вирхов: Почему ты спрашиваешь?

Тенина: Ты давно не катал меня на карусели. Хватит у тебя денег на то, чтобы прокатить меня на карусели?

Павлуша: Ах, карусель! Мечта моя! Как же я мог про карусель-то забыть?!

Вирхов: Карусель?

Тенина: Это мой сюрприз!

Вирхов: Карусель - сюрприз?

Тенина: Конечно. Бьюсь о заклад, ничего подобного ты от меня ожидать не мог!

Вирхов: Это так.

Тенина: А ты не помнишь, как мы с тобой когда-то катались на карусели? (Пауза.) Давно, совсем давно? В Пороховом парке. Не помнишь? Карусель была сломана, и на ней было запрещено кататься. Но мне очень хотелось. Мне очень, очень хотелось. И ты был внимателен ко мне. Ты уговорил сторожа, заплатил ему какие - то деньги, и мы все равно стали кататься. (Пауза.) Она страшно пела на каждом повороте. Звук такой, как будто ребенок плакал. На каждом повороте. (Пауза.) А потом сторож никак не мог остановить ее. А она все набирала и набирала обороты. Набирала и набирала обороты. И пение становилось все громче. Все громче и громче! (Пауза.) А потом вдруг наступила тишина. Абсолютная тишина. Ватная тишина. (Пауза.) И она мерцала. (Пауза.) Мерцающая тишина. (Пауза.) Помнишь?


Вирхов: Давно это было.

Тенина: Очень давно.


Вирхов: Я вот о чем подумал сейчас, а ведь мы с тобой уже старенькие, Оля.


Тенина: Да. Пора платить по счетам. (Смеется.) Ну, так что? Хватит у тебя денег на три билета?



Вирхов: Три билета?

Тенина: Три. А сколько же?


Вирхов: Но нас двое.

Тенина: Двое?

Вирхов: Да. Ты это раз, я - это два.

Тенина: А Павлуша?


Вирхов: Какой Павлуша, Оленька?


Тенина: Ой, да что же это я? Совсем забыла. Вот что получается, я так редко вижу тебя, что когда, наконец, ты возник, забыла о главном. Да как же это я?! Я же не познакомила тебя с Павлушей! Вот, дура бестолковая!

Вирхов: Кто такой Павлуша?

Тенина: Наш сын.


Вирхов: Кто?!

Тенина: Наш сын. Павлуша.


Вирхов: Какой сын?

Тенина: Тот самый сын. Он вернулся. Он теперь будет жить с нами. Павлуша, да где же ты? Где ты прячешься? Выходи, не стесняйся. (Вирхову) Стесняется очень.


Вирхов: (Почему-то шепотом.) Оленька.

Тенина: Павлуша, да где же ты!

Вирхов: (Шепотом.) Оленька!

Тенина: Сейчас, сейчас!

Вирхов: (Шепотом.) Оля!

Тенина: Ну, что?

Вирхов: (Шепотом.) Ты сделала аборт.


Тенина: Павлуша!

Вирхов: Перестань. Это становится невыносимым! Долго ты еще намерена культивировать этот ад?! (Пауза.) За что, за что ты мстишь мне?! Разве сделал я что-то плохого тебе?! (Пауза.) И прекрати кричать! (Пауза.) Мне, в конце концов, становится страшно за тебя. (Пауза.) Мне просто становится страшно!

Тенина: Павлуша!

Вирхов: Это вновь закончится больницей. Ни ты, ни я не хотели бы этого.

Тенина: (Уже в слезах.) Павлуша!

Вирхов: Ну вот, теперь ты убедилась, что никакого Павлуши здесь нет?!


Павлуша: (Как будто про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным.) Хотя бы какое то время побыть человеком над. (Пауза.) Особые ощущения. (Пауза.) О, да, конечно, это - особые ощущения. (Пауза.) Ничего удивительного в том, что все только и стремятся туда. (Указывает наверх.) О, Павел Анисимович, теперь я понимаю вас. Ах, как я понимаю вас! (Пауза.) Отсюда все видно! И верхнюю террасу, и богадельню, и Москву! (Пауза.) Какие ощущения! Боже мой! (Пауза.) Как понимаю я вас теперь, Павел Анисимович. (Пауза.) Но, однако, как кружится голова?! Это у меня, больного человека, кружится. А что говорить о здоровых? (Пауза.) О здоровых, из тех, кто забирается так высоко? (Пауза.) Для них это просто смерть. И никакого малинового вина не нужно. (Пауза.) Нет. Определенно. Так высоко может и должен находиться исключительно больной человек. В идеале - идиот!

Вирхов: Кто это?

Павлуша: Это я. (Пауза.) Разве вы не узнаете меня, Павел Анисимович?


Вирхов: Я вижу вас первый раз в жизни.

Павлуша: Что это вы меня "на ты"? Я не привык. Я привык, чтобы меня "на ты" называли. (Пауза.) У нас в богадельне…

Вирхов: Оленька, встань немедленно!


Вирхов: Так кто же это?

Павлуша: А разве вы не слышали ответ этой благородной женщины?

Вирхов: Я не с вами разговариваю.

Павлуша: И совершенно напрасно. Разве вы не знаете, что она не в себе? (Пауза.) Кому как не вам знать это?

Тенина: Павлуша.


Вирхов: Хорошо, отвечайте вы. Кто вы?

Павлуша: Вообще-то я - ваш племянник. Ваш родной племянник. Но, пожалуй, не имеет смысла принимать во внимание мое заявление, ибо то время, что мы с вами не виделись, Павел Анисимович, а не виделись мы никогда, не позволит мне изыскать сколько-нибудь убедительных доказательств, кроме нашего с вами необычайного внутреннего сходства, но понадобится срок, чтобы убедиться в этом, а коль скоро срока такого нам с вами не отпущено, а так же, принимая во внимание скоротечный уход ваш из семьи, позвольте мне отрекомендовать вам себя просто и без затей. Павел. Фотограф. Из богадельни. (Пауза.) Вообще-то все, обыкновенно, называют меня Павлушей.


Вирхов: У меня нет племянника.

Павлуша: А потому, Павел. Фотограф. Из богадельни. Лучший фотограф. Специалист по интерьерам. Знаком с Ломоносовым. Михаилом Васильевичем. Лично.


Вирхов: У меня, действительно, был племянник, но он погиб. В раннем детстве.

Павлуша: И его, так же как и меня, звали Павлуша?

Вирхов: Его звали Павлик.

Павлуша: Ах, простите. Это, конечно, меняет дело. Это - прямое доказательство моего самозванства. Впрочем, это не важно. (Спускается с кресла и усаживается в него, в позе - независимость.) А важно, Павел Анисимович, другое. Вот я обратил внимание на то, что в нашем, в вашем, простите, роду, дети, преимущественно, умирают в раннем возрасте. (Пауза.) Что-то им не климат. (Пауза.) Почему? (Пауза.) Верно, никто, кроме Создателя не сможет дать точного ответа на этот вопрос. (Пауза.) А вообще-то, любая семья - трагедия. Мне думается, что, по большому счету, еще ни один человек, не простил ни одному человеку близости. (Пауза.) Как вы думаете?


Вирхов: Зачем вы здесь?

Павлуша: Совсем не трудно догадаться, принимая во внимание мою профессию. С тем, чтобы сделать несколько снимков.


Вирхов: Вас кто-то пригласил?

Павлуша: Нет, я пришел по собственной инициативе. (Пауза.) Мне нравится у вас.

Вирхов: Какая наглость!

Тенина: Не смей! Не смей! Это я пригласила его! Нет! Я не просила, я умоляла его придти к нам и остаться! Остаться навсегда! Простить нас, придти и остаться навсегда!


Павлуша: Ольга Витальевна накормила меня изумительным малиновым вареньем. (Пауза.) Бабушкиным вареньем. (Пауза.) Выясняется, что бабушка, а ваша, Павел Анисимович, стало быть, мама, готовила варенье выше всяческих похвал.

Вирхов: Вы не похожи на мальчика из богадельни.

Павлуша: Гены, Павел Анисимович. Гены и итальянский дворик. С фонтаном.


Вирхов: Если я правильно вас понял, Павел из богадельни, немедленно покинуть нас вы не собираетесь?

Павлуша: Собираюсь. Но не немедленно, и не один.


Вирхов: Оленька…

Павлуша: Говорите, лучше, со мной. (Пауза.) Что даст вам беседа с этой сумасшедшей?


Вирхов: Пошел вон!

Павлуша: Пользой от моего длительного пребывания в богадельне является то, что я привык относиться к этим и подобным им фразам философски, и каждый раз, трактовать сообразно ситуации. В настоящем исполнении я трактую их так, - Мне бы очень не хотелось, дорогой племянник, тратиться на то, чтобы катать вас с Ольгой Витальевной на карусели. Вполне можно обойтись и без этого. (Пауза.) Но, хотелось бы заметить, Павел Анисимович, что вы еще не знаете, какого уровня фотографии вы получите в результате дружбы со мной, дружбы, которая, не смотря на болезненность привыкания ко мне, что, за исключением, разве что Ольги Витальевны, прослеживается сплошь да рядом, непременно вспыхнет у нас с вами. (Пауза.) И произойдет это в тот момент, когда вы, наконец, поймете, какую выгоду можно будет извлечь из этой дружбы. (Пауза.) Давайте-ка, выпьемте-ка с вами вина? И Ольге Витальевне нальем. (Разливает вино по бокалам.) К столику устремляются рабочие сцены. Оживление.

Павлуша: С одного бокала с вашей печенью ничего не будет. Опять же, избавиться от меня будет проще, когда я захмелею. (Пауза.) Открою секрет. Когда я захмелею, меня непременно потянет домой. (Пауза.) Человека, который всю жизнь провел в богадельне, хоть утопи в золоте, все равно в богадельню тянуть будет. (Пауза.) И это правильно, что нас таких, не особенно то оттуда выпускают. Мы на воле дуреем. (Пауза.) Если, конечно, можно так выразиться, учитывая и без того присущие нам особенности. (Пауза.) И еще. Замечательная, вечная, самая лучшая и всегда актуальная фраза из всех фраз, когда-либо произнесенная человеком "я тебя породил, я тебя и убью" именно к нашей с вами ситуации, как раз и не подходит. Вернее подходит, но со знаком минус. (Пауза.) Не поленюсь объяснить, что это значит, и как это будет звучать в новейшей транскрипции. (Пауза.) Звучать. Применительно к нашей ситуации это будет приблизительно так, - "Я тебя убил, я тебя и верну к жизни". (Пауза.) Разумеется, звучит несколько коряво, как коряво звучит любая фраза, несущая в себе мажорные интонации, но очень точно отражает суть. Ибо, чего уж греха таить, на данный момент все мы мертвы. (Пауза.) И, признаться, мне в голову периодически приходит мысль, навязчивая мысль, от которой чрезвычайно трудно избавиться. Мысль, разумеется, сумасшедшая. Но для вас, я уверен, уже не секрет, кто, волею судеб, избран вашим тамадой. (Пауза.) Мысль такая, - А где, собственно мы все теперь находимся? Где сей момент вершатся наши чаяния и прочее все вершится? Уж, не на том ли мы самом дне фонтанчика в итальянском дворике, что так живописала страстно любимая мною Ольга Витальевна?! (Пауза.) Впрочем, это не имеет значения, когда впереди нас ждут чудеса и большое счастье. (Пауза.) Ваше здоровье, Ольга Витальевна! (Пауза.) И ваше здоровье, Павел Анисимович. (Пауза.) Будьте счастливы люди, живые и мертвые! (Подносит бокал к губам.)

Тенина: Не пей, вино отравлено!


Павлуша: Из какой-то постановки. Я видел. (Пьет)


Павлуша: Ну, что же вы, Павел Анисимович?! Такой героический человек! Не мальчик, как я, но муж. Что же вы не пьете? (Пауза.) Дважды не умирают, Павел Анисимович!


Павлуша: Человеческая комедия. Безутешность. Нет, сперва, провидение, а уж потом, безутешность. Кто, если не я запечатлеет это?

Тенина: Что ты наделал, Павлуша?


Павлуша: Сколько страсти! Сколько чувства! Умели вы так любить Павла Анисимовича, Ольга Витальевна? Только честно!


Тенина: Кто это?

Павлуша: Я не знаю. Но она таки вернет его жизни.


Тенина: Кто это, Павлуша?

Павлуша: Судя по всему молоденькая женщина.


Тенина: Откуда она взялась?

Павлуша: Из гамака.


Тенина: Павлуша, сдается мне, я ее уже встречала.

Павлуша: Определенно встречали, Ольга Витальевна.

Тенина: И ты знаешь где?

Павлуша: Конечно.

Тенина: И где же, Павлуша.

Павлуша: В зеркале, Ольга Витальевна, в зеркале. Лет этак двадцать назад. А может быть и меньше, много меньше. (Пауза.) А может статься, что и вообще вчера. Все это - вопрос освещения. (Пауза.) Вот видите, Ольга Витальевна, вновь мы возвращаемся к освещению. Без него - никуда.


Тенина: И ты думаешь. Она, действительно вернет его к жизни?

Павлуша: Можете не сомневаться. (Пауза.) Да вы и сами уже проделывали этот трюк однажды. Он ведь уже не первый раз лишается печени?

Тенина: Нет.

Павлуша: Прометей.


Тенина: А с чего это вдруг, ты назвал меня сумасшедшей, Павлуша?

Павлуша: Когда?

Тенина: Да вот только что. Совсем недавно.


Павлуша: Недавно?

Тенина: Ну да, совсем недавно. Только что.


Павлуша: А что, не надо было?

Тенина: Да как-нибудь… я даже не знаю. Некрасиво это.


Павлуша: Это - секрет?

Тенина: Что?

Павлуша: То, что вы сумасшедшая?


Тенина: А я разве сумасшедшая?

Павлуша: Факт. Разве смог бы я вас полюбить так горячо, когда бы это было не так?! (Пауза.) Но вот что интересует меня очень и очень, - вам на самом деле удалось скрыть это?


Тенина: (Грустно.) Нет. Думаю, что нет.

Павлуша: В таком случае, какие проблемы?


Тенина: Но Павел Анисимович делает вид, что не знает этого.

Павлуша: А вы делаете вид, что не знаете, что Павел Анисимович знает это?

Тенина: Да. (Пауза.) А как ты догадался?

Павлуша: А так происходит у всех. (Пауза.) Потому мы и болеем. (Пауза.) Что говорят врачи?

Тенина: Они стараются не разглашать, стараются скрыть…

Павлуша: Ну, это естественно. А что между собой-то говорят?

Тенина: Между собой?

Павлуша: Ну да, вы же знаете о чем они говорят между собой?

Тенина: Знаю.

Павлуша: И это естественно. Кто же не знает, кроме, разумеется, самих врачей, что не слышат друг друга, того, о чем они говорят между собой?

Тенина: Рачок-с.


Павлуша: Как говорите?

Тенина: Рачок-с.


Павлуша: Как бы это не рак?

Тенина: Ну да, так и есть, опухоль мозга.


Павлуша: Так вам немного и осталось-то?

Тенина: Наверное. Никто не может поручиться.


Павлуша: Что?

Тенина: Никто не может поручиться.


Павлуша: Ну что же, это, как бы, это - ничего.

Тенина: Конечно, конечно. (Пауза.) Ничего. (Пауза.) Я уже давно знаю.


Павлуша: Бывает и похуже.

Тенина: Да разумеется. Что же я не знаю? (Пауза.) Бывает, такое случается, что и не приведи Господи…

Павлуша: И то.

Тенина: И то, и то.


Павлуша: Раз уж так оно все неожиданным образом повернулось… я уж, тогда закончу свою историю?

Тенина: Свою историю? Что за история?


Павлуша: Да с тем чердаком, помните?

Тенина: Нет.


Павлуша: Я еще говорил вам, что, дескать, раскрыл там одно преступление - не преступление, помните?

Тенина: Да, что-то такое как будто…

Павлуша: Я закончу, чтобы… ну, чтобы, во-первых и вам открыть самое такое, не знаю как и сказать, ну, неприятное что ли, одним словом, такое, после чего как бы все остальное мелочи, ну, как вы открыли мне, хотя могли бы и не открывать, и я теперь не смогу успокоиться, пока… пока не отвечу так же искренне, что ли, одним словом, вы понимаете меня… (Меняет интонацию на напускную веселость.) А во-вторых, чтобы уже больше не говорить о грустном никогда! Никогда, никогда больше!

Тенина: Не говорить о грустном никогда?

Павлуша: Ну да, поклянемся или как-нибудь по другому… представим себе, что мы сами доктора себе, раз уж те доктора не те доктора, которые... (Пауза.) Не знаю. (Пауза.) Одним словом, о грустном больше ни слова. (Пауза.) И все. (Пауза.) Я, пожалуй, даже и рассказывать ничего не стану.


Тенина: Нет-нет, ты уж расскажи.

Павлуша: Какой смысл? Теперь уже все это позади.

Тенина: Мне будет приятно, что ты рассказал мне.


Павлуша: Да такие вещи, они вовсе не нужны…

Тенина: Мне будет приятно, что ты рассказал мне.

Павлуша: Правда?

Тенина: Правда.


Павлуша: Эта молоденькая женщина… та, что сейчас возвращает к жизни Павла Анисимовича - это не та молоденькая женщина из богадельни, что, помните показывала язык, мы вместе показывали язык друг другу и я фотографировал ее, помните? (Пауза.) Это как бы вступление. (Пауза.) На всякий случай, потому что, во-первых, вы случайно могли сопоставить, что та молоденькая женщина, и эта молоденькая женщина, не одно ли это лицо? могли вы подумать, и не привел ли я ее с собой на малиновое варенье? Это во-первых. (Пауза.) А во-вторых, вы должны знать, что та, моя, ну, как бы моя женщина, ну, которая еще получилась на снимке маленькой девочкой, она действительно походила на вас. Совсем не так, как эта, что возвращает к жизни Павла Анисимовича, а по-другому, по-настоящему. Вот что, непременно вы должны знать.

Тенина: И?


Павлуша: Не торопите меня.

Тенина: Хорошо, не буду.


Павлуша: Это же прекрасно, что вам мало осталось!

Тенина: Разве?

Павлуша: Конечно, и мне, точно так же как и вам, мало осталось. Не сомневайтесь. (Смеется, смех обрывается.)


Павлуша: Вот и Павел Анисимович не признал во мне племянника. (Пауза.) Все к одному. (Пауза.) Бывает же так, когда дело заладится? Уж если дело заладилось, все. Буквально все складывается одно к другому, одно к другому, одно к другому…

Тенина: Не волнуйся. Ты расскажешь, и тебе сразу легче станет. Только ты рассказывай все-все, всякую мелочь рассказывай. Так нужно, чтобы легче стало.

Павлуша: Это вы точно подметили, Ольга Витальевна. (Пауза.) Вы еще не знаете, какой я сюрприз вам на десерт заготовил. Предупреждаю, это будет не малиновое варенье.


Тенина: Ну же, Павлуша!

Павлуша: Я быстро расскажу.

Тенина: Хорошо. Пусть быстро.


Павлуша: Там, на чердаке была она.

Тенина: Молоденькая женщина?

Павлуша: Молоденькая женщина.

Тенина: На чердаке?


Павлуша: На том чердаке. Помните, я рассказывал вам о преступлении - не преступлении, которое, тем не менее, открыл не кто-нибудь, а ваш покорный слуга?


Тенина: Молоденькая женщина?

Павлуша: Да, та самая.

Тенина: Да, да, я помню, ты не волнуйся. (Пауза.) Не волнуйся, я постараюсь уследить за твоими мыслями.

Павлуша: Она уже не была живой.


Тенина: Что это значит?

Павлуша: Когда я поднялся на чердак, он уже не была живой.


Тенина: Что это значит?

Павлуша: Она умерла.


Тенина: Умерла?

Павлуша: Умерла. (Пауза.) Вот. И теперь ее нет.


Тенина: А что случилось? (Пауза.) Ее убили?

Павлуша: Не знаю.


Тенина: Была кровь?

Павлуша: Нет. Крови не было.


Тенина: Нет?

Павлуша: Нет.


Тенина: Что же ты увидел?

Павлуша: Ничего. Было темно. Было очень темно, и я сразу убежал.


Тенина: Так ты видел ее?

Павлуша: Кого?

Тенина: Женщину.

Павлуша: Молоденькую женщину?

Тенина: Ну да, молоденькую женщину.

Павлуша: Я же говорю, было темно.


Тенина: И что это значит?

Павлуша: Ничего. Только то, что ее нет.


Тенина: Тебе очень больно?

Павлуша: Нет.

Тенина: Почему?

Павлуша: Я знаю, что ей теперь хорошо. (Пауза.) Теперь и она - над. (Пауза.) Ей хорошо, Ольга Витальевна. Ей так хорошо, что вы даже и представить себе не можете. Будьте моей женой.

Вирхов: (Приходя в себя.) Я не умер? И вновь я не умер?!


Вирхов: (Пытаясь улыбнуться.) Оленька! Ты снова спасла мне жизнь?

Тенина: Это была не я.

Вирхов: А кто же это был?

Тенина: Молоденькая женщина.

Вирхов: Какая молоденькая женщина? Кто-нибудь из тех, кто только и мечтает, что бы их обрюхатили?

Тенина: (Улыбается.) Наверное. По большому счету все молоденькие женщины рано или поздно начинают задумываться об этом.

Вирхов: Но кто она?

Тенина: Может быть и я. Только лет, этак, двадцать тому назад.

Вирхов: Это когда я был летчиком?

Тенина: К слову "летчик" никак не подходит слово "бывший".

Вирхов: Правда?

Тенина: Да.

Вирхов: Ты действительно так думаешь?

Тенина: Конечно.


Вирхов: Все равно. Лучше было бы мне умереть.

Тенина: Не говори глупости.

Вирхов: Ты думаешь, это было бы не лучше?

Тенина: Это было бы хуже.


Вирхов: А для кого это было бы хуже?

Тенина: Для всех.

Вирхов: Правда? Ты так думаешь?

Тенина: Да.


Вирхов: Помоги мне подняться, Оленька.

Тенина: Не нужно, полежи еще. Когда ты лежишь такой вот беззащитный, чем-то напоминающий ребенка, у меня внутри разливается тепло.


Вирхов: Но ты же знаешь, какая в эту пору холодная земля? Не хочется простудиться. Помоги мне встать.

Тенина: (Грубо.) Лежи.

Вирхов: Как понимать тебя? Твой тон так переменился вдруг! (Пытается встать, Тенина удерживает его.)

Тенина: Лежи!


Вирхов: А что, собственно, происходит? (Пауза.) Почему, интересно мне знать, я не имею права подняться? (Пауза.) Я замерз! У меня озноб!

Тенина: Лежи!


Вирхов: А что случилось? (Пауза.) Почему мне не позволяется подняться? (Пауза.) Что это такое?!

Тенина: Ты стал взрослым. (Идет к столику, разливает по бокалам вино, выпивает.)

Вирхов: (Самостоятельно поднимается.) Что за человек? Ну что ты за человек такой?

Тенина: Хочешь вина?


Вирхов: Хочу. (Пауза.) Очень хочу. (Пауза.) Но не буду. У меня большие планы на будущее.

Тенина: С этой молоденькой женщиной?

Вирхов: А хотя бы и так.

Тенина: Она только и думает о том, чтобы кто-нибудь ее обрюхатил.

Вирхов: Я и буду "кем-нибудь". Я буду тем самым "кем-нибудь". Она родит мне сына.

Тенина: А с нашим что будет?

Вирхов: С нашим?

Тенина: Да, с нашим мальчиком, Павлушей?

Вирхов: У нас нет мальчика.

Тенина: Есть. Мальчик. Павлуша. Только теперь он уже взрослый, такой же, как и ты.

Вирхов: И ему ты не подашь руки, если он будет лежать на земле?

Тенина: Он не будет лежать на земле.

Вирхов: Ну, знаешь, это как сказать. (Пауза.) Знаешь, я встречал разных людей. У мня когда-то было много друзей…

Тенина: Стоп.


Вирхов: У нас нет мальчика.

Тенина: Есть.


Вирхов: Ты сделала аборт.

Тенина: Он выжил.


Вирхов: Так не бывает.

Тенина: Да, так не бывает. Но так случилось.


Вирхов: И кто же он?

Тенина: Не летчик.

Вирхов: А кто?

Тенина: Фотограф. Очень хороший фотограф.


Вирхов: И где он теперь?

Тенина: Здесь. (Пауза.) Хочешь, что бы я его позвала?


Вирхов: Не знаю. Я как-то не готов.

Тенина: Вот потому я была категорически против того, чтобы он был летчиком.


Вирхов: Но это так неожиданно.

Тенина: Павлуша!

Вирхов: Перестань. Ты же знаешь, что никого здесь нет. (Пауза.) Почему ты не даешь мне спокойно уйти? Зачем, каждый раз, ты придумываешь какие-нибудь фокусы? Разве сама ты не знаешь, что без меня тебе будет значительно лучше? Если я уйду, это не значит, что я оставлю тебя без поддержки? Тебе будет легче, поверь.

Тенина: Павлуша!

Вирхов: И прекрати кричать! (Пауза.) Мне, в конце концов, становится страшно за тебя. (Пауза.) Мне просто становится страшно!

Тенина: Павлуша!

Вирхов: Это вновь закончится больницей. Ни ты, ни я не хотели бы этого.

Тенина: Павлуша!

Вирхов: Ну вот, теперь ты убедилась, что никакого Павлуши здесь нет?


Павлуша: Если быть предельно честным, я и не хотел быть летчиком. Никогда. Летчик, в моем представлении, это все же, и в первую очередь - человек над. А для того, чтобы быть человеком над, необходимо еще иметь талант. (Пауза.) Хотя, я думаю, что вы согласитесь со мной, Павел Анисимович, не так уж это и здорово быть человеком над. Я, прежде всего, имею в виду опасность. Опасность свалиться вниз! (Пауза.) Если ты готов к этому, если ты имеешь такой талант, пожалуйста, будь над. Я же такого таланта не имею. А потому снимаю с себя все полномочия, я имею в виду полномочия человека на стуле, и, разумеется, вместе с тем, полномочия сына летчика. (Пауза.) Это справедливо. Я не могу быть сыном летчика, потому что, если бы я был им, меня непременно тянуло бы в полет. Но этого не происходит. Кроме того, по моему глубокому убеждению, аборт выжить не может. На этом основана одна парадоксальная шутка, довольно часто использующаяся в нашей богадельне. (Пауза.) Сам я, как вы понимаете из богадельни. (Пауза.) Если вдуматься, все мы из богадельни. Но к настоящему моменту это не имеет отношения, а потому заострять на этом внимания я не стану. (Пауза.) Также я снимаю с себя полномочия племянника. Тяга к небу передается и племянникам. (Пауза.) Среди племянников нашей богадельни есть несколько человек, которые хотели бы стать летчиками. Быть может, вам имеет смысл поискать среди них? (Пауза.) Снимаю я с повестки дня и свое предложение, сделанное Ольге Витальевне, провести остаток жизни с ней.

Тенина: Павлуша, что ты говоришь?

Павлуша: Это связано не с тем, что я разлюбил ее. (Пауза.) Мало того, я предполагаю, что теперь буду страдать. (Пауза.) Это связано с тем, что вы, Ольга Витальевна и вы, Павел Анисимович по-прежнему любите друг друга. (Пауза.) Я искренен. Вам не суждено расстаться друг с дружкой никогда. Будьте счастливы! И живые и мертвые! (Спускается с кресла.) Позвольте, перед тем как я покину ваш гостеприимный дом, сделать несколько снимков на память. Не возражаете? (Пауза.) А вот, собственно и цыгане. (Удаляется к фотоаппарату.)

НОВОСТИ   ОБ АВТОРЕ   ТЕКСТЫ   ФОТО   ПРЕССА   ПАРАРЕАЛИЗМ      English version  /  Русская версия